Через час после его ухода Фьора пришла к Деметриосу и сообщила ему свой план. Он молча выслушал ее, а когда она закончила, спросил:

– Ты знаешь, какое сегодня число?

– Я думаю, 28 апреля… мой бог! То же самое число!

– Да. Три года назад, день в день, мы с тобой пошли туда, чтобы наказать убийцу. И ты полагаешь, что Иеронима может скрываться в вашем старом поместье?

– Конечно! Дом ее сообщника и бывшего любовника – отличное убежище! Особенно если этот дом охраняет страх! Эта чертовка никогда ничего не боялась, особенно привидений.

– Может быть, ты и права, Фьора! Да, я тоже так думаю. По крайней мере, нам ничего не стоит пойти и убедиться!

Ночь выдалась ненастной, на небе не было ни одной звезды, но Фьора нашла бы дорогу даже с закрытыми глазами, настолько она все помнила. Она ехала на муле рядом с Деметриосом, согнувшись и прячась от дождя, от которого ее защищал плащ с капюшоном, но Фьора совсем не чувствовала сырости, она прошла бы и сквозь огонь, чтобы достичь своей цели: настолько она была уверена в том, что дорога приведет куда надо и она наконец отомстит.

Позади нее ехали Эстебан и Рокко, оба вооруженные до зубов. Бывший бандит с большой дороги пожелал принять участие в экспедиции, когда узнал, для чего все затевалось.

– Я должен это сделать для тебя, – сказал он Фьоре. – Благодаря тебе я снова могу стать настоящим солдатом и служить такому господину, который мне по душе.

На другой день он собирался уезжать в свою пещеру под Сан-Квирико-д'Орча, обмундировать и вооружить там своих людей, которых под его командованием Медичи нанимал к себе на службу. Он был уверен, что война с папой начнется очень скоро, а Лоренцо Великолепный прекрасно знал цену хорошо обученным солдатам. Кроме того, Рокко получил от него некоторую сумму за то, что бился на стороне Лоренцо в соборе. Поэтому на сердце у него было радостно, и время от времени Фьора слышала, что он что-то насвистывал себе под нос.

Доехав до места, она без труда нашла тропинку, обсаженную с обеих сторон живой изгородью, которая вела к неясно очерченным постройкам, между которыми стояла огромная одинокая сосна, на которой когда-то висело растерзанное тело Марино Бетти…

Всадники спешились на некотором расстоянии от дома и привязали животных к кипарисам, а затем, ступая как можно тише, двинулись к дому.

– А дом-то не маленький! – заметил Рокко. – Если мы хотим все хорошенько осмотреть, то нам, наверное, надо будет разделиться, хотя на первый взгляд там никого нет.

Заброшенные строения едва вырисовывались на фоне ночного неба, и не было слышно ни звука, лишь скрип незакрытой двери, которая раскачивалась от ветра. Ничего не ответив, остальные продолжали продвигаться вперед, пристально всматриваясь в темноту ночи.

Вдруг Фьора почувствовала, что Эстебан схватил ее за руку:

– Смотри! – прошептал он. – Вон там… Рядом с домом интенданта! Из трубы идет дым!

Сердце Фьоры забилось сильнее: огонь означал, что в доме кто-то есть!

– Это может быть какой-нибудь пастух, которому потребовалось убежище от непогоды, – сказал Деметриос. – Или заблудившийся странник. В такую ночь можно попроситься в дом к самому дьяволу!

– Нет! – ответила ему Фьора. – Это она! Я уверена, что это она…

Не дожидаясь остальных, она направилась к этой части дома, по-прежнему стараясь не шуметь. Подойдя ближе, Фьора увидела, что из-под неплотно прикрытой ставни выбивается луч света.

Она знала этот дом наизусть, потому что ребенком сотни раз играла в нем. Ей было известно, что дверь этой комнаты закрывалась только на задвижку, но изнутри можно было закрываться еще и на засов. Если засов был задвинут, то они могли войти, только сломав ставни.

Очень осторожно она надавила ручку, и дверь начала поддаваться. Затаив дыхание, Фьора стала открывать ее шире и со страхом ждала сопротивления изнутри, но те, кто находился там, видимо, считали себя в полной безопасности благодаря тому страху, который местное население питало к заброшенному дому. Дверь открылась….

Перед огнем на низкой скамейке сидела женщина в темном плаще, вышитом серебром, и что-то ела, положив локти на стол. Фьора ее сразу узнала. Женщина сидела к двери спиной и не видела, как та открылась.

– Здравствуй, Иеронима! – только и сказала Фьора.

Женщина так резко подскочила, что стол перевернулся и на пол посыпалась посуда. Фьора наслаждалась предвкушением сладостного чувства мести. Перед нею было лицо, на котором отражался один только страх. Ее кожа посерела, веки набрякли, а под глазами висели мешки. От ее яркой красоты, которой она блистала еще так недавно, ничего не осталось, ее руки дрожали. Но ненависть подстегнула ее, и Фьора увидела, как сузились ее зрачки, когда она прошипела:

– Что ты здесь делаешь? Разве ты не в Риме?

– Это и так понятно. Я уехала оттуда через несколько часов после тебя.

– Как это тебе удалось?

– Уж не думаешь ли ты, что я пришла сюда, чтобы исповедаться тебе? Наступил час расплаты! По твоей вине погибло много людей, но кровь моего отца громче всех требует мщения. Я пришла, чтобы убить тебя!

Иеронима усмехнулась:

– Убить меня? Чем? А, вижу! Ты пришла не одна. У тебя не хватило мужества встретиться со мной один на один, без свидетелей!

– При чем тут свидетели? – проворчал Деметриос. – Ты сильнее ее и лучше умеешь обращаться с ножом. К тому же убивать тебя будет не она. Твоя кровь запачкает ей руки!

– Нет, Деметриос! Дай, я сама все сделаю! Она знает, что никуда от нас не уйдет. У меня с собой есть все, что нужно.

Фьора сняла с пояса маленькую бутылочку, в которой было немного вина и яд, который дала ей еврейка Анна. Она наполнила чашку и протянула ее своему врагу:

– Пей, яд всегда был твоим любимым оружием, и будет вполне справедливо, если ты умрешь от яда.

– Никогда! Ни за что на свете я это не выпью! – отшатнулась Иеронима.

– Мои друзья тебя заставят. Если у тебя в памяти сохранилась хоть одна молитва, – молись, но быстро! Я не хочу тратить на тебя много времени! Пей!

– Иди к черту!

Прежде чем Деметриос и Эстебан смогли опомниться, Иеронима ударила по чашке и перевернула ее.

В порыве безумной ненависти она набросилась на Фьору и вцепилась в шею молодой женщины. Фьора опрокинулась назад под тяжестью нападавшей и начала задыхаться. Прямо перед собой она увидела искаженное ненавистью лицо Иеронимы Пацци.

– Сдохни, грязная шлюха… Ты сдох…

Неожиданно тело Иеронимы как-то напряглось, изо рта вырвался предсмертный хрип, глаза вылезли из орбит. Руки, застывшие было в мертвой хватке, разжались. Фьора едва успела откатиться в сторону, чтобы не попасть под струю крови, которая хлынула из ее раскрытого рта. Она поднялась с помощью Деметриоса и повисла на его плече, чтобы не упасть. Иеронима лежала ничком и больше не двигалась. Между ее лопатками торчала рукоятка ножа.