Принесли чай с пирожными и ячменными лепешками. Герцог взял свою чашку и движением брови указал на мою, мы пили чай по-прежнему в молчании. Откуда-то с другой половины дома доносились приглушенные удары, похожие на перестук молотков. Нежное позвякива-ние чашки герцога о блюдце возвестило о возобновлении военных действий.

— Ну а теперь, — сказал он со всей твердостью, на какую способен человек с голосом Мики Мауса, — позвольте мне начать, мистрис Фрэзер, могу я вас так называть? Спасибо. Давайте начнем с того, что я уже знаю о вас довольно много. И намерен узнать больше. В ваших интересах отвечать на все мои вопросы честно и без промедления. Должен сказать, мистрис Фрэзер, вас на удивление трудно убить, — он слегка наклонился ко мне, на его губах играла все та же легкая улыбка, — но я чувствую, что при определенной решимости с таким положением дела может быть покончено.

Я молча посмотрела на него, но ничего не сказала, и вовсе не из-за врожденной смелости — просто я потеряла дар речи. Затем, припомнив еще раз уроки Луизы, вопросительно подняла брови, отпила глоток чаю и изящным жестом промокнула губы салфеткой с монограммой.

— Вы сочтете меня глупой, ваша светлость, — вежливо сказала я, — но я не имею ни малейшего понятия, с чем вы говорите.

— В самом деле, дорогая?

Маленькие веселые глазки в упор смотрели на меня. Он взял с подноса позолоченный колокольчик и позвонил.

Должно быть, этот человек ждал в соседней комнате, потому что дверь открылась немедленно.

— Ваша светлость?

Человек говорил по-английски, но с явным французским акцентом. Высокий худой мужчина в темном костюме и куртке из хорошего полотна — такие обычно носит старшая прислуга — приблизился к герцогу и низко поклонился. И внешность у него была французская: удлиненное бледное лицо с тонкими, крепко сжатыми губами и ушами, торчащими с обеих сторон головы, словно маленькие крылья с ярко-красными концами. Увидев меня, он невольно сделал шаг назад, его худое лицо побледнело еще больше.

Сандрингем, наблюдавший за этой сценой с некоторым раздражением, перевел взгляд на меня.

— Узнаете его? — спросил он.

Я начала было отрицательно качать головой, когда правая рука мужчины неожиданно дернулась, и он, стараясь действовать как можно незаметнее, сложил средние пальцы так, что безымянный и указательный пальцы оттопырились, образовав что-то вроде рожек, направленных в мою сторону. И тут-то я узнала его, а через мгновение убедилась, что это действительно он — между большим и указательным пальцами я увидела маленький красивый знак.

У меня не оставалось ни малейших сомнений — это был тот человек в заляпанной рубашке, который напал на меня и Мэри в Париже. И, совершенно очевидно, он состоял в услужении герцога.

— Ты — кровавый ублюдок! — Я вскочила на ноги, перевернув чайный столик, схватила первое, что мне подвернулось под руку — резную алебастровую табакерку, и запустила ею в этого типа. Он повернулся и бросился бежать, тяжелая табакерка просвистела в дюйме от его головы, ударилась о дверь и разлетелась вдребезги.

Я бросилась за ним, но дверь передо мной захлопнулась, и я остановилась, тяжело дыша. Упершись руками в бедра, я свирепо взглянула на Сандрингема.

— Кто он? — требовательно спросила я.

— Мой камердинер по имени Альберт Дантон, — спокойно ответил герцог. — Хороший парень во всех отношениях, но излишне возбудим. Как большинство этих французов. И невероятно суеверен. — Он неодобрительно покосился на дверь. — Проклятые паписты, со всеми этими святыми, куреньями и все прочее. Надо же верить в эти штучки.

Мое дыхание медленно выравнивалось, хотя сердце все еще гулко стучало о корсет из китового уса. Я с трудом переводила дыхание.

— Этот ваш мерзкий, отвратительный, жестокий… извращенец!

Герцогу, казалось, наскучило все это. Он небрежно кивнул:

— Да, да, моя дорогая. Я уверен, что все это так. И даже более того. К тому же он невезуч, по крайней мере тогда ему не повезло.

— Не повезло? Это вы так называете?

Нетвердой походкой я подошла к кушетке и села. Руки у меня дрожали, я сжала их и спрятала в складках юбки.

— Не повезло по нескольким причинам, моя дорогая леди. Вот послушайте. — Он, как всегда, изящным жестом развел руки. — Я послал Дантона избавиться от вас. Он и его приятели решили сначала немного позабавиться; все шло как по маслу, но, приступив к делу, они внимательно в вас вгляделись и непонятно почему решили, что вы в некотором роде ведьма, и тут же, забыв про все, убежали. Успев, однако, совратить мою крестницу, которая случайно там оказалась, что лишило ее шанса на блестящую партию, которую я с таким трудом для нее устроил. Представляете, какова ирония судьбы!

Потрясенная услышанным, я поначалу просто не знала, что ответить. Хотя в его речи было одно поразительное утверждение.

— Что вы имели в виду, говоря «избавиться от вас»? — возмущенно спросила я. — Вы действительно поручили убить меня? — Комната покачнулась и поплыла перед глазами; пытаясь прийти в себя, я отпила большой глоток чаю — единственное средство, которое было у меня под рукой. Оно оказалось не очень эффективным.

— Ну да, — чуть ли не ласково произнес Сандрингем, — это то, что я пытался сделать. Скажите, дорогая, не принести ли вам рюмочку шерри?

Я взглянула на него и на мгновение задумалась. Только что утверждать, что распорядился убить меня, и тут же предлагать мне рюмочку шерри из своих рук? Он что же, думает, что я приму ее?

— Бренди, — сказала я. — И побольше.

Он хихикнул своим писклявым голосом и направился к буфету, бросив через плечо:

— Капитан Рэндолл сказал, что вы очень занимательная женщина. Понимаете, из уст капитана это настоящий панегирик. Обычно он не благоволит к женщинам, хотя они вьются вокруг него. Из-за его внешности, я полагаю, но отнюдь не из-за его манер.

— Значит, Джек Рэндолл действительно работает на вас, — сказала я, беря у него из рук стакан. Я следила, как он наполнял два стакана, и не сомневалась, что в обоих не было ничего, кроме бренди. Я взяла больший стакан и сделала глоток, в котором так нуждалась.

Герцог последовал моему примеру и заморгал глазами, ощутив действие этой пикантной жидкости.

— Конечно, — ответил он. — Зачастую наилучший инструмент является и самым опасным. Но разве по этой причине кто-нибудь откажется его использовать? Просто надо принять меры предосторожности.

— Опасным? А что, собственно, вы знаете о Рэндолле? — полюбопытствовала я.

Герцог захихикал:

— О, практически все, что мне нужно, моя дорогая. Вероятно, намного больше, чем вы. Вы ведь понимаете, нельзя удержать власть над таким человеком, не имея под рукой особых средств, чтобы контролировать его. Деньги — хорошая узда, но слабые поводья.

— То ли дело шантаж, — сухо произнесла я.