— Хорошо, — удовлетворенно сказал Гейнор. — Мы должны найти место, где можно было бы причалить.

Уэддрейк по секрету сообщил Элрику: ему кажется, что Гейнор вознамерился погубить их всех ради того, чтобы высадиться и продолжить свою погоню.

И тем не менее корабль в конце концов причалил к этому черному соленому берегу, на который лениво накатывал ущербный прилив и так же лениво отступал.

— Это похоже на какую-то патоку, — с отвращением сказал Уэлдрейк, ступая по мелководью на берег. Полы своего пальто он при этом завернул вокруг своей тощей груди. — Откуда оно берется, господин Снар?

Держа под мышкой свой сверток, Эсберн Снар ступал длинными ногами по жидкости.

— Это всего лишь незначительное искажение в ткани времени, — сказал он. — Таких мест в этой сфере достаточно много. В моей они были редкостью. Я встретил одно, очень небольшое, всего в несколько футов, около Северного полюса. Это было, я думаю, в начале твоего века, господин Уэлдрейк.

— Какого именно, сэр? Я родился сразу в нескольких. Я, так сказать, вне времени. Может быть, мне была дарована моя собственная ироническая судьба, ха-ха.

Эсберн Снар быстро зашагал по берегу к открывавшейся в мраморной стене расщелине, сквозь которую струился водянистый золотой свет.

— Кажется, мы нашли путь на вершину утеса, — сказал он.

Зажав котомку в зубах, он принялся карабкаться по утесу, его длинные конечности идеально подходили для избранного им маршрута от одного выступа к другому: огромный серый паук, ползущий по скале, находящий сначала одну опору, потом другую, намечая тем самым для остальных легкий путь от подножия до вершины утеса. Они один за другим поднялись на вершину, последним шел Элрик. По приказу Гейнора моряки уже поднимали парус и выводили корабль на морской простор, а с носа раздавались вопли и стоны только что проснувшегося ящера, который только теперь понял, что его возлюбленная уходит, и, возможно, навсегда.

Скоро они все стояли на вершине. Они попытались было посмотреть назад в океан, но дыбящееся черное облако уже заволокло Тяжелое море. Они могли слышать только зловещий звук прибоя, который, ослабевая, набегал на берег, отчего создавалось впечатление, будто море отступало все дальше от них, вниз, или утес поднимался все выше над берегом.

Элрик повернулся. Они поднялись выше облаков, и дышать здесь было легче. Перед ними простиралось плоское сверкающее нагорье, выстланное мрамором до самого горизонта. То там, то здесь виднелись огоньки, словно здесь обитали существа столь плотные, что могли жить в мраморе, как мы живем в кислороде, и были заняты своими делами под его толщей.

Эсберн Снар озвучил свои собственные страхи, связанные с особенностями местности.

— Похоже на страну троллей, — сказал он. — Неужели я проделал весь этот путь только для того, чтобы попользоваться гостеприимством Тролльхейма? Какая ирония судьбы!

— Если бы мы принялись размышлять здесь над особенностями каждой конкретной судьбы, — прервал его Гейнор, — то провели бы на этом утесе вечность. При том, что двое из нас бессмертны, это могло бы стать чрезвычайно утомительным. Я тебя прошу, Эсберн Снар, прекратить все скорбные плачи по собственной измученной душе.

Седой лоцман нахмурился. Возможно, он был слегка удивлен этим обвинением, которое в большей мере было применимо к самому обвинителю. Но Гейнор не желал в этом признаваться. Из всей этой разнородной компании он, казалось, единственный не желал распространять на других снисходительность, столь нужную ему самому, снисходительность, несущую в себе черты блистательной справедливости Космического Равновесия, в которой ему давно уже было отказано. Он, казалось, все больше проникался страхом и нетерпением; возможно, причина этого заключалась в том, что у него были тайны, недоступные его спутникам, — знание о свойствах этой земли и ее обитателей. Он погрузился в молчание и больше не говорил с ними, пока бескомпромиссная твердость мрамора не сменилась землей, а потом и травой и нагорье не стало опускаться в удивительно привлекательную долину. Здесь текла река, а холмы густо поросли хвойным лесом. Но никаких следов жилья они не видели, а воздух становился все холоднее по мере того, как они спускались по склонам в долину. Наконец им пришлось натянуть на себя дополнительную одежду, которая была у них с собой.

Только Эсберн Снар не пожелал надевать на себя то, что было у него в свертке. Напротив, он лишь крепче прижал сверток к груди, словно защищая его от покушений. И снова Элрик испытал сочувствие к этому седому человеку, который сегодня потерял последнюю надежду.

В ту ночь они остановились в сосновой рощице, развели огромный костер, который ревел в холодном воздухе. Почти неожиданно в ясном зимнем небе появилась луна — огромная, серебристая, она образовывала тени среди деревьев, резко контрастирующие с прыгающими неспокойными тенями, образованными пламенем костра.

Скоро костер, подкармливаемый сухими ветками, заполыхал таким жаром, что Элрик, Чарион и Уэлдрейк вынуждены были отодвинуться подальше, чтобы их не поджарило, пока они будут спать. Только Эсберн Снар и Гейнор Проклятый остались вблизи огня — печальный седой человек и принц из мира не живых и не мертвых, два обреченных бессмертных, пытающихся отогреть свои души ото льда вечной ночи, существа, которые предпочли бы огонь Ада их нынешним страданиям. Оба они стремились к другой реальности — к той, что была когда-то известна им, где они не знали боли, где мужчины и женщины редко поддавались искушению пожертвовать спокойствием души ради дешевых сокровищ, ради преходящих радостей, обещанных темными силами.

сказала Чарион, словно прочтя мысли Элрика. — Вы знаете эти строки, господин Уэлдрейк?

Поэт признал, что они не входят в его репертуар. Он оценил размер. Подумал, что, возможно, это не лучший выбор для выражения подобных чувств.

— Я, пожалуй, посплю, — сказала она не без нотки сожаления в голосе.

— Сон — идеальная тема моих собственных сочинений, — сказал Уэлдрейк. — Есть сонет Дэниела, посвященный этому предмету, он превосходен. По крайней мере, с академической точки зрения.

Он читал эти стихи, а холодный ветерок тем временем шумел в ветвях деревьев, и скоро похрапывание Уэлдрейка тихо и ненавязчиво слилось с храпом остальных.

С рассветом выпал снег. Большинство путников дрожали от холода и кляли злосчастную судьбу, лишь один Эсберн Снар, широко открыв рот, вдыхал морозный воздух, облизывал губы, чтобы почувствовать вкус снега, а походка его стала энергичной, пружинистой. Седовласый лоцман занялся приготовлением еды. Но ссора словно витала в воздухе.