Полицейский, стоявший перед дверью, кивнул, после чего Гарднер вошел в палату к Хелен. Она лежала на боку лицом к стене, но он заметил, как ее глаза двинулись в его сторону, когда он заходил. Несколько секунд он просто стоял в ногах кровати и смотрел на нее. Она была довольно высокой, но на больничной койке казалась совсем крошечной. Возможно, обстановка больницы так действует, делая людей маленькими и уязвимыми. Глядя на нее, казалось просто невозможным, чтобы эта женщина могла причинить столько боли такому количеству людей.

Он обошел кровать с другой стороны, чтобы заглянуть Хелен в лицо, но она закрыла глаза, отгораживаясь от него. Подумав немного, он придвинул к кровати стул и сел, как обычный посетитель. В палате было тихо. Не пищали приборы с мониторами, не взывали о помощи другие пациенты. Тишину нарушал лишь приглушенный шум из коридора и их дыхание. Оба выжидали.

— Где она? — наконец спросила Хелен.

Гарднер был удивлен, что она первой нарушила молчание, но этот вопрос он предугадал. Он не думал, что она собиралась намеренно причинить Бет какой-то вред. Он считал эту девочку единственным человеком, которому можно было ее не опасаться. Возможно, она думала, что, если она усыпит Бет, та будет в безопасности на время, когда Хелен оставит ее одну. Она одновременно поселилась в нескольких пансионах, чтобы запутать преследователей. Он не знал, как долго Бет оставалась в одиночестве. И сомневался, нужно ли что-то рассказывать о девочке, — возможно, стоило заставить эту женщину страдать, как все эти годы страдала Эбби.

Но ему необходимо было с ней поговорить.

— Она сейчас под наблюдением врачей, — сказал он. — Детям нельзя давать седативные препараты.

— Я сама знаю, как позаботиться о своей дочери, — сказала Хелен и открыла глаза. — Она здесь?

— Нет, — солгал Гарднер. — В другой больнице.

Хелен пристально смотрела на него, видимо, почувствовав, что ее обманывают. Особого значения это не имело, ее все равно никто бы и близко не подпустил к девочке. Гарднер думал, что ему должно быть от этого легче, но, с точки зрения Бет, все представлялось не таким уж радужным. Хорошая она или плохая, но Бет все равно считала Хелен своей матерью. До сих пор она знала только ее, а теперь Хелен будет вырвана из ее жизни.

— Я хочу увидеть ее. Она боится оставаться одна, — сказала Хелен. — Когда я могу ее увидеть? Я ее мать. Они не имеют права не пускать меня к ней. Она должна быть здесь, вместе со мной.

Гарднеру хотелось сказать, что хватит лгать, что все кончено. Но потом он подумал, что, может быть, она искренне верит в то, что Бет — ее настоящая дочь.

— Что произошло сегодня, Хелен? — спросил он.

— Мы попали в аварию, — ответила она.

— Кто — мы?

— Я и Кейси.

— Она была в машине вместе с вами?

— Да. Конечно. А как же? Где еще она могла быть? — сказала Хелен, и Гарднер откинулся на спинку стула.

— А как вы сегодня вообще оказались на этой дороге? Вы это помните?

— Мы выехали прогуляться. Поездка к морю, — сказала Хелен.

— Звучит неплохо, — сказал Гарднер. — А что насчет вечера? Что вы делали вчера?

Хелен подозрительно прищурилась и ответила не сразу.

— Мы ездили навестить отца Кейси, — в конце концов сказала она.

Гарднер слегка улыбнулся. О, в этом она была хороша, молодец: держится достаточно близко к правде, но при этом ни в чем не признается — лучший способ разыграть умопомешательство. Гарднер заметил огонек в ее глазах, когда она просчитывала варианты. То, что она ненормальная, он не сомневался. Но полностью невменяемой, не отдающей отчет в своих действиях он ее не считал.

— Ну и как он? Хорошо провели время?

Она снова выдержала паузу.

— С ним все хорошо.

— Это вы убили его?

Взгляд Хелен стал жестким.

— Разумеется, нет.

— А одиннадцатое ноября? — спросил Гарднер. — Эта дата для вас что-то значит?

— Это день рождения Кейси, — ответила Хелен.

— Как насчет пятнадцатого декабря?

Хелен застыла, и он понял, что попал в точку.

— Это ведь день, когда она умерла, верно?

Хелен вскочила с кровати и с криком бросилась на него, пытаясь впиться ногтями в лицо. Гарднер схватил ее за руки. Дверь распахнулась, и в палату вбежала нянечка и дежуривший полицейский. Втроем им удалось усадить Хелен на кровать. Она продолжала пронзительно кричать, и на мгновение Гарднер почувствовал жалость к ней. Но теперь он, по крайней мере, точно знал, что Хелен не стерла из памяти смерть своего ребенка. Она знала, что происходит, знала, что делает. И ее признают вменяемой.

Он вышел в коридор, и тут же в кармане завибрировал его мобильный.

— Гарднер, — сказал он в трубку, отворачиваясь от неодобрительного взгляда проходившей мимо медсестры.

— Где вы? — спросил Атертон.

— В Уитби. Я только что беседовал с Хелен Дил. Думаю…

— Нужно, чтобы вы немедленно вернулись назад.

— Что случилось? Челси Дейвис?

— Нет. Сегодня утром ее мать призналась в соучастии. Ей было предъявлено обвинение. С ней разговаривал констебль Хэррингтон, — сообщил Атертон. — Пропала девочка. Ее не видели уже три дня. Отец думал, что она с матерью, а мать — что с отцом.

— Сколько ей лет? — спросил Гарднер.

— Четырнадцать.

— Какая-то предыстория?

— Пока они не удосужились хоть что-то рассказать, — ответил Атертон. — Я хочу, чтобы вы занялись этим делом. Об этом Хеншоу вот-вот расскажут в новостях, и мы сможем извлечь пользу из ожидаемых положительных откликов прессы. Так что возвращайтесь.

— Уже еду, — вздохнул Гарднер, но в трубке раздались короткие гудки.

Гарднер прислонился спиной к стене. Ну вот и все, подумал он. Пора двигаться дальше. Почему же так нерадостно на душе?

Он сунул мобильный в карман и направился в сторону детского отделения.

Гарднер зашел в комнату ожидания, и Эбби подняла голову с плеча Саймона.

— Вы что-то узнали? — спросила она.

Гарднер покачал головой.

— Относительно Бет — нет. А Хелен было предъявлено обвинение, — сказал он, наливая в пластиковый стаканчик воду из кулера.

Эбби только кивнула. Как бы ни поступили с Хелен, для нее этого все равно будет недостаточно.

— Где она сейчас? — спросила Эбби.

Гарднер сделал долгий глоток.

— Она здесь, — ответил он. — Как только она будет готова покинуть больницу, ее увезут в тюрьму.