Доминик молча смотрел на жену. Этот взгляд всегда заставлял Сильвию сгорать от желания и страха одновременно. Странно, но сейчас этого не случилось. Она нервно оглянулась по сторонам, чувствуя напряжение и испуг.

— Люди не меняются, Сильвия. Кому, как не тебе, это знать. Ты начала выглядеть на свой возраст.

— Как и ты, — парировала Сильвия, не желая показывать свое волнение, хотя ладони ее стали совсем влажными и дрожали.

— Но у мужчин, моя дорогая, у мужчин все по-другому. С возрастом они становятся все более привлекательными. Разумеется, деньги — неотъемлемая часть этой привлекательности. Но хватит о внешности. Надолго ты здесь?

— Нет. Как только Гольдштейн объявит папино завещание, я сразу вернусь на Лонг-Айленд. — Сильвия ждала, что теперь он попросит ее о разводе. Эта женщина, с которой он живет, — французская манекенщица; возможно, Доминик хочет жениться на ней. И попытаться родить детей. Или она уже слишком стара для этого? Не в силах больше ждать, Сильвия произнесла:

— Я дам тебе развод, Доминик.

— Очень мило с твоей стороны. Но думаю, ты немного опоздала. Я хотел развода двадцать лет тому назад. Но почему ты решила, что я стремлюсь к нему и сейчас?

Сильвия почувствовала укол страха.

— Не знаю. Разве это не так?

Доминик даже не потрудился ответить ей.

— Как там Делорио? Как Паула?

— Он особенно не изменился, как и Паула. Девчонка разочаровала меня.

— Вспомни, ведь ты сам ее выбрал. Хорошая попка, сказал ты тогда. — В тот момент, когда слова уже сорвались с языка, Сильвия стала корить себя за то, что сказала глупость. Но, казалось, ее замечание ничуть не смутило Доминика.

— Может, я провожу тебя до гостиницы? Или ты остановилась в отцовской квартире?

Сильвии не хотелось ехать вместе с Домиником. Она вежливо отказала ему, насколько это было в ее силах, но в то же время понимала, что ответь она ему, как Святая Урсула, это не имело бы значения. Доминик не стал возражать и отпустил ее. Сильвия почти убежала от него. Доминик улыбнулся. Она знала; она догадалась. Сильвия не была семи пядей во лбу, но у нее была хорошо развита интуиция. О да, она знала. Всю дорогу до гостиницы «Клэрион» Доминик обдумывал различные варианты.

* * *

Сильвии хотелось уехать из Чикаго. Она не собиралась возвращаться на Лонг-Айленд, по крайней мере не хотела задерживаться там надолго.

Значит, Ойстер предал ее. Она не была удивлена, отнюдь нет. Он был таким преданным, но его верность вполне могла предполагать нескольких хозяев. Без сомнения, Доминик хорошо платил ему все эти годы. Интересно, о чем он докладывал ее мужу. Сильвия вздрогнула. Она боялась Доминика.

Сильвии было интересно, почувствует ли она испуг, когда наконец увидится с ним вновь. И теперь ее страх оказался сильнее, чем она предполагала.

* * *

Сэмюэл Гольдштейн появился в ее квартире несколько часов спустя и прочитал завещание отца. Сильвия сидела в старинном кресле и не верила своим ушам. Она попросила его прочитать снова, на этот раз медленнее. Гольдштейн исполнил ее просьбу. «На самом деле, — подумала Сильвия, — он ведь получает несказанное удовольствие». Этот человек всегда ненавидел ее и не упускал возможности сказать о ней какую-нибудь гадость. И естественно, Сильвия на протяжении всех этих лет не раз давала ему повод для сплетен.

Карло Карлуччи ничего не оставил единственной дочери. Он завещал все свое состояние единственному внуку, Делорио Джованни. Сильвия не могла поверить в это. Оставив Гольдштейна одного в квартире, она вышла из дома и побрела по Мичиган-авеню. Сильвия забыла про пальто, не взяла зонт. Она была в шоке, рассудок ее затуманился. Отец оставил ее без гроша. Он даже лишил ее денежного пособия, оставив это на усмотрение Делорио. Сильвия стала соображать, сколько денег может принести продажа поместья на Лонг-Айленде. Достаточно, чтобы еще год сохранять прежний стиль жизни. А как же Томми Ибсен — ведь он так обожает красивые вещи! И отец никогда не жалел ей миллиона в год — нет, в последние три года даже больше.

И вот теперь у нее нет ничего, кроме того, что, возможно, пожелает дать ей сын. Делорио был не совсем нормальным, Сильвия знала о нем такие вещи, о которых Доминик и не подозревал, вещи, о которых не догадывался даже ее отец. Например, она знала о девочке-подростке, ее звали Мари; той было всего четырнадцать, когда Делорио избил ее, изнасиловал и бросил голой в поле, в трех милях от родительского дома. Девочка выжила — но так и не назвала имя обидчика. Об этом позаботилась Сильвия. Тогда Делорио было тринадцать лет. За все прошедшее время она заплатила семье этой девушки больше восьмидесяти тысяч долларов. Но больше они не получат от нее ни цента. Пусть Делорио сам заботится об этом. Пусть Доминик узнает об этой грязной истории. Он может заплатить. С нее хватит: она даже может позвонить им. «Здравствуйте, мистер Дельгадо. Это Сильвия Джованни, я просто хотела предупредить вас, что больше вы не получите от меня ни дайма. Отец моего сына очень богат, ему принадлежит целый остров, и вот его адрес».

Сильвия почувствовала ненависть к своему отцу. Она рассказывала ему кое-что о Делорио. Не все, конечно, но некоторые вещи ей пришлось рассказать, чтобы он переводил достаточно денег семье девочки. И несмотря на это, он все завещал внуку. Были и другие инциденты, менее драматичные, но каждый носил личный отпечаток Делорио. Сильвия почувствовала огромное облегчение, когда Доминик потребовал опекунства над сыном. Тогда она даже подумала, что Делорио сам позвонил отцу, напридумывал историй, как мать обижает его и как он несчастлив с ней. Сильвии хотелось прыгать от радости, когда он наконец ушел из ее жизни. Только иногда она вспоминала, каким милым Делорио был в детстве. Невинный, ласковый, чистый, он принадлежал ей одной. Когда, став подростком, он изменился, врач только улыбался и советовал ей не волноваться. И говорил, что Делорио — нормальный мальчик, пытающийся одолеть разбушевавшиеся гормоны. Да, этот доктор много знал.

Естественно, отец обвинял ее в том, что Делорио ушел к Доминику. Он наказал ее, и за дело.

Сильвия поймала такси и вернулась в отцовский пентхаус. Даже он теперь принадлежал Делорио. Она собрала вещи и уже через час была в аэропорту. Через три часа Сильвия была на пути в Лос-Анджелес. Ей хотелось в Японию, но у нее не было паспорта, а возвращаться за ним на Лонг-Айленд она не собиралась.

Пусть он едет туда и ищет ее там. Она продаст поместье, пошлет воздушный поцелуй Ойстеру Ли и пошлет его к черту. Научится экономить. Больше всего она скучала по своим розам.

Сильвия полетела первым классом, тут же забыв о том, что ее финансовое положение сильно пошатнулось. Она заказала себе виски, потом еще и еще. После четырех бокалов Сильвия, к великому облегчению стюарда, погрузилась в сон.

— Только этого мне не хватает в первом классе, — поделился он с приятелем. — Богатой алкоголички.

Только после полудня Сэмюэл Гольдштейн прочитал Доминику завещание Карлуччи. Он доложил ему также, что Сильвия уехала и даже не сказала куда. «Возможно, она отправилась домой», — подумал Гольдштейн. Не слишком мудрый поступок. Не то чтобы он беспокоился за нее. Ведь он даже позволил ей сделать первый шаг.