Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет читов
— Нет модов
— Играй честно!
Мэтт смотрел на приветственный знак, не мигая. Его глаза были налиты кровью и опухли, в них зияла глубокая щель постоянного шока. Если бы они могли говорить, они, вероятно, кричали бы. Они вырвались бы из глазниц и визжали, свисая со шнуров. Только когда солнце превратило бы их в изюм с голубоватым оттенком, они, наконец, замолчали бы.
Но даже если бы они обратились в прах и унеслись ветром, он никогда не смог бы забыть то, что видели его глаза.
— Думаешь, что-то осталось? — прошептал Тревор. Его взгляд был иным. Сложнее, как-то. Он порхал по руинам, как ястреб, осматривающий поле. — Здесь должно быть что-то. Я умираю от голода.
Тревор первым вышел из дверного проема. В руке у него был небольшой нож — складной нож, который они нашли под сиденьем брошенной машины. Само лезвие было не длиннее пальца. Его едва ли можно было квалифицировать как инструмент, и нож был бесполезен в бою. Но Тревор держался за него так, словно был готов сразиться с армией, если придется.
— Здесь ничего.
Он разочарованно нахмурился, снова проверяя стойку регистрации. Его джинсовая куртка так загрубела от грязи, что даже скрипела, когда он согнул руку. На его джинсах были прорехи, а подошва его левого ботинка раскололась. Передняя часть его красной футболки выглядела как пасть осиного гнезда.
Он почесал завитки волос на щеках, как собака прогоняла блох. Густые хлопья посыпали воздух, когда он провел пальцами по голове.
— Как думаешь, есть что-нибудь с призами?
Мэтт не отвечал. И он не мигал.
Через мгновение Тревор со вздохом пересек комнату.
Он нырнул за прилавок, и звук захлопывающихся ящиков эхом отразился от стен. На столешнице валялись мусор и обертки. За его спиной полки с призами были в основном заполнены: разноцветные безделушки, потускневшие в паутине, и чучела медведей, наблюдающие серыми от пыли глазами.
Единственные пустые слоты были там, где раньше был «SuperSand». Все хирургические пакеты были украдены — вскрыты и высосаны насухо, а пачки — оставлены на столешнице. Раньше они были самым дешевым призом на полке. Пакет из двадцати всего за десять баллов.
Теперь, похоже, они могли быть самыми ценными вещами на многие мили.
— Если бы ты помог, дело пошло бы намного быстрее, — крикнул Тревор.
Мэтт покачал головой.
— Я… я должен следить за дверью.
Его глаза были не на двери. Он смотрел на прилавок с того самого момента, как они вошли.
Здесь что-то произошло. Что-то плохое. На краю столешницы была глубокая насечка в черно-белом клетчатом узоре. Коричневое кольцо стекало оттуда линиями по передней части стойки, где собиралась в огромное темное пятно на ковровом покрытии.
Пятно было мертвое и высохшее, но Мэтт смотрел на него так, будто оно еще было свежим.
Мокрым, красным и пузырящимся…
— Эй! — Тревор ждал, пока Мэтт поднимет взгляд. — Тебе лучше взять себя в руки.
— Я в порядке.
— Ты плохо выглядишь, — пробормотал Тревор.
Мэтт выглядел плохо. Его одежда была чище, а щетина на лице не такая густая, как у Тревора. Но он потерял более двадцати фунтов, и теперь выглядел осунувшимся. В нем была жизнь и энергия трещины в засохшей грязи.
В последний раз покопавшись в полках, Тревор повернулся и хмуро посмотрел на пару двойных дверей. Они были за главным входом, примерно в двадцати футах от конца прилавка с призами. Стекла внутри дверей были сильно тонированы. Сквозь черноту просвечивала зловещая сине-зеленая дымка.
— В главной комнате может быть что-то. Может, пара продавцов…
— Нет, — слово вырвалось как вздох. Мэтт прислонился к входной двери, вцепившись пальцами в раму. Глаза кричали. — Н-нет. Я не могу. Я не могу. Пожалуйста, только не снова.
— Мы должны, — резко сказал Тревор. — Прошел месяц, ясно? Мы ходили кругами целый месяц. Магазины, рестораны, школы — все вычищено. Все смотрели в очевидные места. Так что пришло время заняться творчеством.
Мэтт покачал головой.
— Но последний…
— Да, в последнем что-то было, да? И мы прожили немного дольше, потому что добрались туда первыми. Теперь мы не ели три дня и не можем идти дальше…
— Но…
— Я умираю от голода!
Тревор стукнул обухом ножа по столешнице. Звук сердито пронесся по стенам и заставил их обоих вздрогнуть. Они ждали мгновение, затаив дыхание, прислушиваясь к тонированным дверям. Только когда тишина длилась почти минуту, Тревор снова заговорил:
— Мы должны, — шепнул он. Его взгляд пронзал все глубже, прорезая до чего-то опасного и темного. — Мы умрем, если не найдем что-нибудь поесть. Ты хотел отправиться на север, верно?
Мэтт напряженно кивнул.
— Тут небольшой город. Я… я думал, что здесь может быть больше.
— И это была хорошая идея. Но идеи нас не кормят. Мы должны войти туда… мы должны пройти весь путь внутрь, и мы должны проверить все до задней части, — Тревор двигался к тонированным дверям. Он уперся кулаком в дверь с надписью «Вход». — Не смотри на капсулы, если не можешь их взять. Просто оставайся позади меня и проверь проходы, хорошо?
Мэтту потребовалась секунда, чтобы кивнуть. По его шее стекала влага, а лицо было цвета пыли с игрушек на полке с призами.
— Хорошо, — выдохнул он.
Мэтт отошел от входной двери. Его механическая рука стонала, толкая замок к раме. Солнечный свет, приглушенный и напряженный скоплением густых зимних облаков, истончился, пока не превратился в трещину. Они наблюдали друг за другом, когда солнце исчезло: пара широко распахнутых и испуганных глаз встретилась с резкой решимостью другого.
Затем с громким щелчком свет погас.
— Помни: держись рядом, — шепнул Тревор. Сине-зеленая дымка окрасила черты его лица отвратительным блеском.
Мэтт стал жертвой тени. Он череп был с пустыми глазницами. Его челюсть сжалась в зубастой гримасе, когда он пошел за Тревором через тонированную дверь.
Внутри ZOOTer-Cade почти не было света. Они были спроектированы так, чтобы быть темными: огромные экраны сплошным блоком заполняли заднюю стену, а окна только бликовали. Площадка под экранами была заполнена столами и стульями, где игроки могли наблюдать за соревнованием, ожидая своей очереди. В любую ночь все места были заняты, а экраны освещались яркой графикой симуляций ZOOT.
Теперь места опустели, и большинство экранов были разбиты. Только четыре из них все еще были включены: белые картинки с миллионами крошечных черных лоз тянулись по ним, динамики решительно пульсировали с шипением статики.
Четверо выживших; четыре глаза следили за каждым ужасом. Четыре призрака были обречены мерцать над тем, что осталось, пока их огни, наконец, не погаснут.
— Боже…
Это было
