1943 года?! Учите, в конце концов, историю! На этом этапе наша Победа в Великой Отечественной была уже только вопросом времени. Нет, тут совсем другое… Исток решения Сталина, круто изменившего судьбу Православия в советской России, и вправду стоит искать в 22 июня 1941 года. А именно – в прозвучавшем в этот день с амвона Богоявленского кафедрального собора Москвы обращении Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Московского и Коломенского Сергия «пастырям и пасомым Христовой православной церкви».

Полный его текст, достаточно объемный, вы найдете в справочных материалах в конце книги. Ограничусь лишь упоминанием о том, что в роковые для Советского Союза мгновения глава Православной церкви занял совершенно однозначную, не допускающую ни малейших разночтений позицию. Он призвал весь русский народ, не жалея жизни «встать на защиту священных рубежей страны», совершить подвиг служения Отчизне, если потребуется «положить голову за Родину и Веру». Более того – благословил всех, идущих на бой с оккупантами. Церковь, долгие годы гонимая и преследуемая атеистической и безбожной властью, заявляла о своем единстве с судьбами страны и народа, воистину по-христиански отринув боль, обиды и горечь понесенных ею тяжких потерь. Надо сказать, что это было серьезнейшим ударом по основополагающим планам гитлеровцев, в 1941 году бывших твердо уверенных в том, что одно только восстановление богослужения и возвращение верующим храмов на оккупированных ими территориях обеспечит им всенародную поддержку и чуть ли не горячую любовь местного населения. К огромнейшему изумлению нацистов, этот номер не прошел – во вновь открытых ими в качестве подачки «недочеловекам» церквях во время литургии читались сводки Совинформбюро и совершались молебны за победу русского оружия, а отчаянные духом батюшки превращались в партизанских связных. Были, понятно, и другие – сотрудничавшие с оккупантами. Но таковых «паршивых овец» среди русского священства оказались буквально считанные единицы. В подавляющем большинстве своем и пастыри, и паства Русской Православной церкви стали непримиримыми борцами «с проклятою ордой».

Громадную роль в этом, несомненно, сыграли слова митрополита Сергия, сказанные как никогда вовремя. Подобных вещей Сталин не забывал никогда. Многие историки склонны считать, что о начале Великой Отечественной митрополиту сообщил лично Иосиф Виссарионович, и я склонен согласиться с их точкой зрения. Не случайно же глава РПЦ выступил вскоре после того, как прозвучало историческое обращение к советскому народу, зачитанное Молотовым, как бы подкрепляя своим огромным авторитетом позицию государства. Да и в выступлении Сталина, последовавшем десять дней спустя, Верховным впервые (и единственный раз за все годы войны!) было вместе с привычными «товарищи» и «граждане» употреблено сугубо церковное «братья и сестры». Да и напутствуя уходивших 7 ноября 1941 года прямо с праздничного парада на Красной площади в битву за Москву воинов Красной армии, Иосиф Виссарионович упомянул в точности тех же великих полководцев, ставших впоследствии русскими православными святыми, что и митрополит Сергий – Александра Невского и Дмитрия Донского. Вряд ли все это – просто совпадения. В судьбоносные для страны дни Сталин обратился за поддержкой к обладавшей колоссальным авторитетом Православной церкви – и получил ее в самой полной мере. Это – никакое не допущение или предположение, а абсолютная, стопроцентная уверенность. Впоследствии свой диалог с первосвященниками РПЦ Верховный начал со слов о том, что советскому правительству хорошо известно о «ведущейся с первого дня войны в церквях патриотической работе», а также упомянул об «огромном количестве писем с фронта и из тыла», в которых советские люди горячо поддерживают занятую церковью позицию и ее деятельность.

Объективности ради тут стоит прерваться и вспомнить о том, что вообще-то первый циркуляр Сталина, требовавший от «пламенных большевиков» умерить свой пыл в гонениях на верующих, датирован 20 годами ранее – 1923 годом! А кощунственную пьеску «великого пролетарского поэта» Демьяна Бедного, глумившуюся над Крещением Руси с его же подачи сняли с подмостков, а потом и вовсе запретили в 1936 году. И знаете, за что конкретно? А вот вам подлинный текст соответствующего постановления Политбюро ЦК ВКП(б):

«О запрете пьесы Демьяна Бедного “Богатыри”

14 ноября 1936 года

«…Утвердить следующий проект постановления Комитета по делам искусств: Ввиду того, что опера-фарс Демьяна Бедного, поставленная под руководством А. Я. Таирова в Камерном театре с использованием музыки Бородина, а) является попыткой возвеличения разбойников Киевской Руси как положительный революционный элемент, что противоречит истории и насквозь фальшиво по своей политической тенденции; б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа; в) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа…

Комитет по делам искусств при СНК Союза ССР постановляет: 1) Пьесу «Богатыри» с репертуара снять как чуждую советскому искусству. 2) Предложить т. Керженцеву написать статью в “Правде” в духе настоящего решения…»

При этом за «клевету на Россию и русский народ» и «уничижительное отношение» к таковым Сталин нещадно костерил Бедного намного раньше. Исторический факт – сохранилось письмо Вождя к зарвавшемуся писаке. Вот только Бедный, слегка, такое впечатление, «подвинувшийся» рассудком на почве атеизма и «борьбы с поповщиной», словам Вождя не внял. А зря…

Как я уже сказал выше, историческая встреча Иосифа Виссарионовича с иерархами РПЦ состоялась 4 сентября 1943 года. Тогда на приеме у Вождя побывали митрополиты Сергий (Старгородский), Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич). Инициатива исходила, понятное дело, от самого Сталина. О том, что был это не случайный душевный порыв Вождя, а тщательно продуманное и выверенное решение, свидетельствуют, в частности, воспоминания человека, принимавшего непосредственное участие в ее подготовке и проведении, того, чью жизнь она изменила самым коренным образом. Речь – о Георгии Карпове, бывшим на момент описываемых мною событий полковником государственной безопасности. По его словам, вызван к Сталину он был как раз в тот самый день – 4 сентября. Верховный немедленно засыпал Карпова градом вопросов, касавшихся как некоторых моментов истории Русской Православной церкви, так и, в первую очередь, ее нынешнего состояния. Иосифа Виссарионовича интересовало все – от количества приходов и епископов РПЦ до материального положения и состояния здоровья ее первосвященников. Также Вождь расспрашивал полковника о «международном церковном положении», потребовал охарактеризовать лидеров болгарской, румынской, югославской и других православных церквей. Строгий и пространный экзамен Карпов, судя по всему, выдержал с честью, после чего Иосиф Виссарионович уточнил русский ли он, с какого года состоит в партии, какое имеет образование и отчего так сведущ в церковных вопросах.

Надо отметить – решение о последующих шагах Сталин принимал отнюдь не единолично. По воспоминаниям Карпова, в кабинете Верховного в момент описываемого