клокотали в ее теле, и Лил толкнула его. – Ты разорвал меня на части. Ты забрал у меня нечто столь значимое, что я теперь не в силах вернуть или подарить кому-то еще. Я обидела очень, очень хорошего человека: я не смогла полюбить его и дать ему то, чего он заслуживал и что ты выбросил на помойку. Я пыталась. Жан-Поль был просто идеальным мужчиной, и я должна была сделать все для нашего с ним счастья. Но я не смогла, ведь он не был тобой. А он всегда это знал. И ты смеешь стоять здесь и говорить мне, что ушел ради моего же блага?..

– Мы были юными, Лил. Совсем юными.

– Я не любила и не страдала меньше оттого, что мне было девятнадцать!

– Ты искала свою дорогу в жизни. У тебя был свой путь. А я был на мели. Жил от зарплаты до зарплаты – и то если повезет. Жил в съемной хибаре, потому что это был потолок моих возможностей, и хватался за любые подработки, до которых мог дотянуться. Я приезжал нечасто просто потому, что иногда не было денег на билет.

– Ты говорил…

– Я врал. Я говорил, что по уши занят. В общем-то, это даже было правдой, потому что я вкалывал на двух работах одновременно и всегда просил сверхурочные. Но это не было основной причиной моих редких поездок сюда. Я продал мотоцикл, потому что он стал непозволительной для меня роскошью. Иногда я шел на донорство, чтобы оплатить аренду квартиры.

– Ради бога, Куп, если все было так плохо, почему ты не…

– Попросил о помощи бабушку и дедушку? Они и так уже дали мне приличный старт. Я не собирался больше просить у них денег.

– Ты мог бы вернуться домой. Мог бы…

– И кем бы я вернулся? Неудачником, у которого дыра в кармане и который едва наскрб на автобусный билет? Я должен был что-то из себя представлять. Должен был стать личностью… Я думал, ты поймешь меня. Я рассчитывал получить долю из моего траста, когда достигну двадцати одного года. Мне нужны были эти деньги, чтобы найти приличное жилье, снять с себя груз, иметь возможность размеренно и спокойно работать и добиваться успеха… Но мой отец связал меня по рукам и ногам. Он был так зол на то, что я не захотел воплощать его план касательно моего будущего. У меня оставалось немного денег – тех, что дали дедушка с бабушкой, да собственные сбережения… Но отец заморозил мои счета.

– Как?

– Он умеет проворачивать сделки. Он вращается в этой системе и знает нужных людей. Добавь к этому тот факт, что в университете я вел себя как конченый придурок, разбрасываясь деньгами направо и налево. Это моя вина и только моя: я был молод и глуп, влез в долги. Он нашел мое слабое место и думал, что я буду плясать под его дудку.

– Отец лишил тебя денежного содержания и заморозил счета, потому что хотел сделать из тебя адвоката?

– Нет. – Возможно, она никогда не поймет его… – Он провернул все это, потому что обожает контроль и терпеть не может тех, кто бросает ему вызов. – Она слушала его очень внимательно. Куп отступил на шаг. – Деньги – это оружие, и он знает, как им пользоваться. Он дал бы мне доступ к деньгам, если бы я выполнил условия… у него был целый список, сейчас уже неважно. Мне пришлось нанять адвоката; это отняло много времени и денег. Так что даже получив то, что мне причиталось, я задолжал бо́льшую часть за судебные издержки. Я не мог позволить тебе приехать в Нью-Йорк и увидеть, как я жил тогда. Все, что у меня было, я вложил в работу. Я решил доказать, что я в чем-то хорош, и стал детективом. А ты, Лил, в это время летала по миру. Ты публиковала статьи, путешествовала, стала деканом университета… Ты была потрясающей.

– Ты должен был рассказать обо всем мне. Я имела право знать, что происходит.

– И что было бы, если бы я тебе сказал? Ты умоляла бы меня вернуться сюда, и вполне возможно, что я бы так и сделал. И вернулся бы ни с чем. Рано или поздно я бы обвинил тебя в том, что ты успешна, а я – нет… Либо же ты все бросила бы и приехала в Нью-Йорк. И опять же, мы бы возненавидели друг друга. Если бы я попросил тебя быть со мной в то время – не было бы заповедника «Шанс». Ты бы не стала той, кто ты есть сейчас. А я бы не стал собой.

– Ты все решил за меня.

– Разве? Ты согласилась с этим тогда.

– Я притворилась, что соглашаюсь. Потому что все, что у меня осталось тогда, – это гордость.

– Представь: гордость – это все, что было у меня тогда.

– У тебя была я.

Он так хотел прикоснуться к ней. Провести кончиками пальцев по ее лицу, сгладить боль в ее глазах. Но это был не выход.

– Мне нужен был мой собственный успех. Я хотел сделать что-то, что упрочит мою гордость за себя. Первые двадцать лет жизни я потратил на гонку за любовью и уважением собственного отца. Думаю, я повторил путь своей матери: она билась за его внимание много лет… Отец умеет все обставить так, чтобы ты самым страстным образом желал его одобрения, – а затем ни под каким предлогом не давать желаемого. И чем больше твое желание, тем меньше тебе дадут. Я чувствовал, что никогда не получу от него настоящего признания… Думаю, тебе сложно понять.

– Да, со мной такого не было… – Перед Лил снова предстал тот Купер, которого она увидела в их первую встречу. Его взгляд… полный злости и печали.

– Я не знал, каково это: когда кто-то заботится о тебе. Когда кто-то целиком и полностью на твоей стороне; гордится тобой. Не знал, пока не приехал сюда тем летом погостить у бабушки с дедушкой. Они дали мне все это – и с тех пор почему-то мне стало еще важнее добиться того же от родителей. Особенно от отца. Но у меня так и не получилось.

Он пожал плечами, словно отгоняя от себя призраков прошлого, которые больше не имели над ним власти.

– И когда я принял свои отношения с ним такими, какие они есть, все изменилось. Я изменился. Может быть, у меня испортился характер, но зато я начал делать то, что хочу, перестал жить по его прихоти и указке. Я стал хорошим копом – потому что это было важно мне самому. Настал момент, когда мне пришлось оставить полицию, – тогда я создал свое сыскное агентство и состоялся как частный детектив. Ничего из этого я не делал ради денег. Хотя честно скажу: чертовски, чертовски трудно не иметь лишнего гроша в кармане, трястись над долгом за квартплату, который не можешь погасить второй месяц.

Лил смотрела на каньон, где мощные скалы безмолвно вздымались к синеющему небу.

– И ты думал, что я тебя не пойму…

– Я сам себя не понимал. И не знал, что тебе сказать. Я всегда знал только одно – что люблю тебя, Лил. Каждый день моей жизни с той первой встречи в одиннадцать лет, был полон любовью к тебе. – Он сунул руку в карман и достал монету, которую она подарила ему на прощание в их первые совместные каникулы. – И каждый день все эти годы частичка тебя была со мной. Но было