Минерва фыркнула.

— Ты хочешь сказать, люди на самом деле поверили в эту полную чушь? — спросил Блейк.

— Возможно, какие-то сомнения у них остались, но история в целом неплохая. Как только газетчики ее услышат, они позабудут всю эту неинтересную болтовню о том, что ты не блистал в школе. Весь Лондон будет повторять нашу версию развития событий. К тому же Хантли исчез, а ведь всем захочется получить приглашение на наши обеды и приемы. Так что никто не заинтересован верить Хантли.

— А мы собираемся часто давать обеды и устраивать приемы?

Его вопрос прозвучал так уныло, что Минерва не смогла сдержаться и рассмеялась.

— Множество, — сказала она, беря его под руку. — В течение всего сезона. Я стану самой знаменитой хозяйкой политического салона, какую только знал Лондон.

— Рад, что последние события не поколебали твоей уверенности. — Затем Блейк добавил уже серьезным тоном: — Делай все, что тебе хочется, а я приложу все свои скромные силы, чтобы поддержать тебя. Это ведь и в моих интересах — потрудиться на благо реформы в парламенте, чтобы потом больше не пришлось думать об этих жалких округах. Боюсь, что ты более остро ощутишь их потерю, чем я.

— Увы, это, вероятно, произойдет не так скоро. Гидеон также пишет, что премьер-министр реорганизовал кабинет и усилил свою команду. И вообще в этом году выборы не состоятся.

— Мне жаль, Минни. Ты, должно быть, очень разочарована, ты ведь приложила столько усилий, чтобы объединить оппозицию.

— Ничего страшного. Возможно, в следующем году все сложится по-другому. В политике не бывает постоянных побед или постоянных поражений. Ситуация непрерывно меняется. Это меня и привлекает в политике.

— Мой отец говорил то же самое. Полагаю, он был очень мудрым человеком. Жаль, что мы с ним не ладили.

Блейк рассказал ей о своем последнем разговоре с отцом, когда тот находился на смертном одре. Его всегда будет удручать, что ему так и не представилось возможности объясниться с герцогом. Минерва полагала, что отец бы его понял. Блейк мог вспоминать своего отца с гордостью и любовью.

Рука об руку они медленно приближались к дому. Но вместо того чтобы подняться на верхнюю террасу, Блейк увлек ее в розовый сад. Беглый взгляд вокруг себя убедил их в отсутствии садовников. Минерва мысленно улыбнулась.

— Дай подумать, — начал Блейк, приподняв ей рукой подбородок. — Если выборы не состоятся, это значит, у нас не будет необходимости ехать в Лондон до созыва парламента.

— Боюсь, что нет. Какая жалость.

— Мы могли бы провести здесь все лето и осень.

Он обнял ее за талию и привлек к себе.

— Могли бы.

— Или я мог бы отправиться в поездку с целью покупки лошадей. Ты не хотела бы присоединиться?

— С удовольствием. Особенно если это будет поездка в Париж.

Ставное, что они вместе и от его прикосновения ее тело начинает дрожать от возбуждения. А уж куда он ее повезет, на самом деле ей было не так и важно.

— Я слышал, что Париж идеально подходит для медового месяца.

И хотя Минерва могла лишь полностью согласиться с ним, он не дал ей возможности ответить, крепко поцеловав ее. Что ж, герцогиня уже усвоила: иногда лучше и промолчать.

Лондон, несколько месяцев спустя

Карета остановилась у входа в Вестминстерский дворец. Герцогиня Хэмптон поправила мужу шейный платок, хотя в общем-то необходимости в этом не было. Камердинер Блейка, как обычно, тщательно позаботился о его внешнем виде. Минерва сожалела, что ничего больше не может для него сделать. Она знала, как нервничает Блейк перед своей первой речью в палате лордов:

— Ты будешь великолепен, — повторила она в сотый раз. — Только не забывай время от времени поглядывать в свои записи.

— Не забуду, — пообещал Блейк. — Ведь именно это и позволит развеять слухи о том, будто я не умею читать. Ни в одной палате не найдется члена парламента, который бы поверил, что я способен произнести часовую речь по реформе уголовного суда, не опираясь на записи. Я надеюсь лишь не забыть текст.

— Не забудешь. Ты так много практиковался, что знаешь ее назубок, как Эдмунд Кин свою роль Гамлета. Они увидят, что новый герцог Хэмптон столь же велик, как и его предшественник.

— Интересно, как бы они отреагировали, если бы узнали, что эту речь написала ты?

— Большую часть. Ты внес некоторые очень важные мысли.

— Не преувеличивай мои заслуги. Если я и скажу что-нибудь стоящее, то этим я обязан своей герцогине.

Минерва рассмеялась:

— Вот уж этому они никогда не поверят. — Она быстро поцеловала его осторожным поцелуем, чтобы не нарушить идеальный порядок в его внешнем виде. — Спасибо, мой дорогой.

— За что?

— Мне всегда хотелось произнести речь в парламенте. С твоей помощью я осуществлю свои честолюбивые, замыслы.

— Очень надеюсь, что смогу достойно тебя представить и заставлю хоть нескольких парней изменить свое мнение.

— Если это не удастся, мы будем пытаться снова и снова, даже если на это потребуются годы.

— Пока у меня есть ты, я буду терпеть их многие годы, и даже дольше. — Он притянул ее к себе и поцеловал более глубоким поцелуем, очевидно, не переживая за свой внешний вид. — Думаю, мне пора идти.

Минерва смотрела, как он входит в здание: вся его фигура выражала спокойствие и уверенность. Он обменялся парой слов со швейцаром и исчез внутри. Кучер отвез герцогиню домой в Вандерлин-Хаус, где ей предстояло дожидаться, как будет принята речь супруга. Минерве хотелось бы находиться в парламенте, слышать его выступление, но это уже не имело значения.

Разве могла она жаловаться на такую мелочь, будучи самой счастливой женщиной на свете?