— Конечно, нет! И смотрите не проболтайтесь!

— Никогда! — обиделся Синклер. Как только Сирена могла допустить саму мысль о том, что он способен на предательство?!

— Ну хорошо, хорошо. Перевезите на корабль свои пожитки и будьте готовы к отплытию. Если послезавтра в полночь вас вдруг не окажется на борту, пеняйте на себя!

Проезжая на обратном пути из школы фехтования по Друри-Лейн, Стефан решил повидаться с дочерью. Он, вообще-то, собирался вернуться к ленчу домой, но перспектива вновь оказаться лицом к лицу с супругой, внезапно превратившейся из женщины покорной до забитости в прежнюю Сирену, властную и самоуверенную, совсем не улыбалась ему. Лэнгдом пока еще не решил, что с ней теперь делать. Надо было, конечно, выхватить вчера нож у мерзавки и вырезать ей сердце, но… Стефан в глубине души понимал, что не справился бы с подобной задачей.

Постучав набалдашником трости по верху экипажа, Стефан велел кучеру остановиться. Чем ехать домой, лучше позавтракать у Камиллы.

Увидев отца, дочь молча указала вилкой на место за столом и продолжала наслаждаться трапезой.

— В самом деле, дорогая, можно ли так много есть? Это уже становится неприличным!

— По крайней мере, я не могу пожаловаться на то, что меня тут не кормят.

Камилла взяла в руки маленький серебряный колокольчик и несколько раз позвонила.

— Накройте для моего отца, — сказала она прибежавшей из кухни служанке. — И, кстати, принесите на десерт вымоченных в коньяке персиков.

— Ну что, где же ты пропадала все это время, — осведомился он, когда ему принесли наконец закуску. — Готов поклясться, что целая вечность прошла с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— Если ты говоришь о встречах на твоем излюбленном «поплавке», то да, я там очень давно не появлялась. Мне больше нравится сидеть дома. И уж не моя вина, что тебе все недосуг оторваться от своих карт и заглянуть к нам на часочек-другой.

— Не раздражайся так, Камилла. Это не слишком вежливо по отношению ко мне. А кроме того, карточные игры и в самом деле требуют большой сосредоточенности. Я, например, почему-то постоянно проигрываю в последнее время. Того и гляди придется закладывать последнюю рубашку.

— Плохи дела, отец. Мне иногда кажется, — проговорила Камилла, на миг перестав жевать, — что даже если ты вдруг станешь шулером, тебя это тоже не спасет.

— А-а, — с пониманием заулыбался Стефан, — выходит, ты по-прежнему наведываешься к своему воздыхателю… как его там… Калеб, да? Боже мой, неужели тебе никогда не приходило в голову, что ваша связь несколько попахивает кровосмешением? Ведь ты ему мачеха, то есть пускай неродная, но все же мать. Ай-ай-ай, — покачал головой Лэнгдом, — разве матери пристало так себя вести!

— Но откуда же мне знать, как пристало себя вести, — вскричала Камилла, бросая нож на тарелку, — если мою собственную мать ты отнял у меня еще в младенчестве и упрятал в Бедлам?! Мне часто приходилось слышать об этом твоем «подвиге» от родственников и от Тайлера, но я отказывалась верить. Однако теперь думаю, что они не лгали. Ты действительно убил мою мать! Ты засадил ее в сумасшедший дом, и она там скончалась!

— Неправда, я не убивал, — поспешил возразить Стефан. — Она в самом деле очень болела, поэтому мне пришлось поместить бедняжку в… лечебницу.

Лэнгдом побагровел и начал говорить запинаясь. Он никогда не думал, что Камилла знает о судьбе матери гораздо больше того, что он ей всегда рассказывал.

— В лечебницу, да? Думаешь, это звучит пристойнее, нежели «сумасшедший дом» или «Бедлам»?! Возможно. Однако я знаю, что моя мать не была помешанной! Это ты, ты один довел ее до такого состояния!

— Господи, да не кричи же ты так, Камилла, — прошептал Стефан, озираясь по сторонам. — Слуги могут услышать.

— Пусть слышат! Пусть все знаю, что ты убил мою мать!

Стефан не выдержал и, выскочив из-за стола, ударил дочь по лицу.

— Боже, как я ненавижу тебя! — воскликнула Камилла, дотрагиваясь ладонью до горящей щеки. — Да, я тебя ненавижу. Ненавижу за то, как ты поступал со мной все эти годы. Сначала ты отнял у меня мать, потом уговорил меня бросить Тайлера и ни словом не упоминать о нашем с ним браке. Далее ты начал деятельно предлагать меня всем тем, кто был достаточно богат, чтобы раззадорить твои аппетиты, и в конце концов продал Ригану, хотя знал, что мы не любим друг друга. И вот теперь ты отваживаешься порицать меня за невинную интрижку с Калебом! Все, отец, хватит! Ты имел надо мной слишком большую власть. Я всегда делала то, что ты от меня требовал, и за это теперь я просто ненавижу себя, ненавижу. Но обещаю, отец, что я стану другой. И едва ли тебе это понравится, да только будет уже поздно!

Стефан невольно попятился к двери. Никогда еще дочь не разговаривала с ним в таком тоне. Камилла всегда повиновалась его желаниям, и до известной степени они с ней были даже чем-то большим, чем просто отец и дочь. Они были партнерами. Конечно, все, что она тут наговорила, — чистая правда, но эта ненависть в голосе, этот стальной блеск в глазах… Господи, за что?!

— И еще я скажу тебе одну вещь, папочка. Я собираюсь пойти к Ригану и во всем ему признаться. Пусть узнает, как бессовестно мы заманивали его в ловушку, как женили на мне, чтобы только поскорее добраться до его денег… Если мои расчеты верны, голландец будет только рад от меня избавиться. А потом я вернусь к Тайлеру, приползу на коленях, если понадобится. Мне плевать, беден он или богат. Я люблю его! Я всегда любила только его одного!

Выговорившись, Камилла передала отцу его шляпу и трость.

— И последнее. Когда барон с баронессой узнают, какое ты принимал участие во всем этом грязном деле… мне просто страшно подумать, что сделает сэр Чарльз Синклер! Конечно, ты можешь иметь сказочно богатую супругу и прожигать ее деньги, но двери приличных домов Лондона больше никогда не откроются перед тобой!

Стефан был вне себя от бешенства.

— Ты не сделаешь этого, сучка! — взревел он и занес трость над головой дочери. Камилла осталась стоять неподвижно, в глазах у нее горела такая твердая решимость отомстить отцу, что тот сразу весь как-то обмяк и опустил руку.

— Ну что же ты? Давай, бей меня! Ты расправился с мамой — теперь, похоже, моя очередь. Ну что, струсил? Тогда сейчас же убирайся вон отсюда! И помни: если мне доведется как-нибудь встретиться с тобой на улице, я сразу же перейду на другую сторону. Ты умер для меня! Ясно? Ты мне больше не отец!

* * *

Камилла проворно взбежала по сходням на борт «Морской Сирены» и, подобрав юбки, чтобы не испачкать их мыльной водой, которой драили палубу, направилась в сторону каюты, где должен был находиться сейчас Калеб. То, что она собиралась ему сказать, было чрезвычайно важно хотя бы потому, что всегда нелегко признаваться в своей неправоте.

Камилла негромко постучала в дверь каюты, и через секунду на пороге встал улыбающийся Калеб, пол-лица которого все еще было облеплено пеной, а в руке поблескивало лезвие бритвы.