— Не выдержит палуба, — но, что-то прикинув в уме, тут же добавил. — Хотя… Он был прав! Из неё мы выстрелим тогда, когда китайцы начнут переплывать Амур. Ёё задача будет — шрапнелью накрыть самое большее скопление лодок. На середине реки! А для этого достаточно и одного, но точного выстрела. И с неожиданной позиции!

— Устроить среди них панику?

— Совершенно верно. Вот сейчас мы этим и займёмся. А поутру, как вы сказали, станем катать по городу металлический хлам. Лишь бы только все наши усилия не оказались зряшными. Устроим китайцам представление с иллюзионом?

Та ночь для обитателей города прошла спокойно, чего нельзя было сказать о тех, кто нес службу на охране водной переправы через Зею.

Околоточный Манякин, дремавший на посту, опершись о глубоко врытый в речной песок столб с канатом, чуть не свалился в воду. Во сне он почуял, как канат резко дёрнулся, натягиваясь под давлением неведомой силы, будто по спине проползла огромная твёрдая змея. Манякин с испугом шарахнулся в сторону и оказался бы в реке, если бы не самый канат, за который он успел уцепиться. Винтовка в руках околоточного ударилась о деревянный настил, и в тишине громоподобно прозвучал выстрел.

— Лезут! — неожиданно звонко и пронзительно заорал Манякин. — Ходи лезут!

Почему лезут? Где лезут? Откуда? Со сна разобрать не было никакой возможности. Но естественный страх потерять жизнь вытягивал на свет божий самые древние, отшлифованные тысячелетиями и опытом предыдущих поколений инстинкты.

Манякин не видел китайцев. Не видел плота или джонок. Но ноги околоточного сами собой подкосились, когда пуля вылетела из ствола, находившегося на противоположной стороне оружия. Он уже лежал на настиле, за деревянным укреплением, когда грохот второго винтовочного выстрела пробил ночь надвое.

Вместе с околоточным пристань охраняли ещё трое полицейских, в том числе и Селезнёв. Харитон Дмитриевич поднял голову над бруствером, но ничего не увидел в кромешной тьме.

— Ты чего орал? — накинулся он на околоточного.

— Так они ж лезут! Я сам видел!

— Где видел, когда темень словно в преисподней?!

С другого берега Зеи прозвучали ещё два выстрела.

— Вот! — отбивался Манякин. — Лезут.

— Что за напасть… — выматерился Селезнёв, дослал патрон в ствол винтовки и снова приподнял голову. Никакой возможности рассмотреть цель. — От, мать твою, — добавил младший следователь. — В молоко стрелять, что ли? — приладив к плечу оружие, Харитон Дмитриевич прицелился непонятно куда и выстрелил.

Индуров, туго соображая со сна и похмелья, выскочил из домика смотрителя, на ходу натягивая на голое тело китель, и бросился к причалу.

— Куда, ваше благородие?! — один из солдат, прятавшихся за бруствером, бросился в ноги офицеру, тот кубарем покатился по земле. — Нельзя! Неровен час, убьют. Смотрите, что творится.

Штабс-капитан сделал попытку вывернуться и подняться на ноги, но цепкие руки ополченца не выпускали его. Юрий Валентинович захрипел:

— Пусти, скотина! Пристрелю!

— Это уже ваше дело, — продолжая сдерживать офицера, хрипел мужик. — Да только туда никак нельзя. Туда теперь только ползком, и то — пулю можно схватить за будь здоров.

Юрий Валентинович извернулся, резким движением крутанул своё тело, вырвался и ударом ноги оттолкнул солдата от себя. Но едва он сделал попытку приподняться, как над его головой просвистело.

— Я же говорил! — завопил служивый. — Лягте, ваше благородие! Лягте!

— Я те щас лягу! — выругался штабс-капитан, но подниматься во весь рост все же не решился. На полусогнутых ногах офицер и перебежал к пристани. — Почему прячемся? — рявкнул он, как только оказался в окружении полицейских во главе с Селезнёвым. — Почему не отвечаем?

— Не можно, ваше благородие, — послышался незнакомый голос справа. — Попробуй поднять голову, и не будет головы!

— Заряжай! — прохрипел Индуров, выхватив из рук околоточного винтовку. — Немедленно!

— А какой смысл, ваше благородие? — послышался на это голос Селезнёва. — Мы-то их ни хрена не видим! Куда стрелять? Только патроны переведём зазря!

— Я приказываю! — вторично прохрипел Индуров. — Заряжай! Целься! Пли!

Селезнёв сплюнул и первым выстрелил в ночь. Манякин перекрестился, тоже вскинул винтовку и, не целясь, принялся стрелять. За околоточным последовали и другие. Теперь пули летели и в одну, и в другую сторону.

Юрий Валентинович вернул оружие хозяину, перекатился к правому краю, ближе к Селезнёву. Рука штабс-капитана потянулась к кобуре. Харитон Дмитриевич не видел Индурова. Он его в этот момент только чувствовал. Ощущал каждой клеткой своего существа. Юрий Валентинович выбрал для убийства не слишком удобный момент, в чём вскоре и убедился. Как только рука его взвела курок, в бок штабс-капитана упёрся ствол винтовки младшего следователя. Индуров похолодел: такого оборота он никак не ожидал.

— Простите, ваше благородие, — неожиданно звонко раздался голос Селезнёва. — Хотел вот развернуться, да вас задел.

Индуров замер. Он понимал: любое движение с его стороны может привести к неожиданным трагическим последствиям. Прошли секунды, которые штабс-капитану показались вечностью.

Харитон Дмитриевич медленно отвёл ствол, привстал на одно колено и, перевернувшись, кинул тело назад, к правому брустверу, скрывшись в темноте за спинами ополченцев.

Индуров облизнул вмиг пересохшие губы. В голове тут же забегали мысли: понял? Заметил? Случайность? А может, просто совпадение? Впервые Юрий Валентинович за свою жизнь находился в столь пикантном положении, когда он не знал, что на уме у соперника, а тот владел ситуацией. Штабс-капитан привстал над укрытием и принялся стрелять в темень из своего оружия.

А Селезнёв, тяжело дыша, прижимая винтовку к груди, лежал на спине и с трудом пытался сдержать дрожь в теле. После того как Харитон Денисович узнал об истинной цели своего пребывания на посту и после совместного путешествия с «Его благородием», основательно покумекав, младший следователь пришёл к выводу: вряд ли Индуров решит сбежать к китайцам. Убивать в дороге Индуров не рискнул. А мог, рассуждал днём Селезнёв. Почему не стал? Кругом лес. Свидетелей нет. На посту сказал бы, что прибыл один. Значит, боится чего-то. И днём себя повёл так, будто младший следователь — его правая рука. Получается, господин штабс-капитан хочет вернуться не на тот берег, как намекало начальство, а в город. Но в Благовещенск вместе с Селезнёвым ему возвращаться никак нельзя — о кольце узнал. Вывод: «Его благородие» постарается избавиться от следователя, когда ни у кого не возникнет никаких подозрений. И вот благодаря Манякину случай представился.

Селезнёв был уверен, что на реке никого нет. Чёртов околоточный дрыхнул, скорее всего… «Если днём выяснится, что никаких ходей не было, — дал себе слово Селезнёв, — три шкуры спущу! Ну ладно, — продолжал рассуждать младший следователь, — сегодня я ушёл от него. А завтра? Послезавтра? Вот ведь жизнь… Ну, бог не выдаст, свинья не съест. Как-то выкрутимся». Харитон Денисович передёрнул затвор, перевернулся на живот и произвёл выстрел «в молоко».