Джек оттолкнулся от стола и, оставив на нем так и не пущенную в ход чернильницу, шагнул к Луизе. Руки он держал на виду и двигался вперед медленно, но неуклонно, глядя прямо в глаза девушки. Ему не потребовалось много времени, чтобы преодолеть разделявшее их расстояние и остановиться, уткнувшись грудью в ствол пистолета.

Они стояли так, без слова, без единого вздоха, бесконечно долгое мгновение. Здесь, в Филадельфии, Джек ни разу по-настоящему не заглядывал ей в глаза и почти забыл, как несказанно прекрасны их зеленые глубины. Почти забыл.

Сейчас, глядя прямо в них, он прошептал:

— Некогда, на лесном привале, ты почтила меня высоким титулом глупца. Ну что ж, докажи, что это звание было присвоено мне по праву. Докажи, что я и впрямь великий глупец.

Взгляд ее заметался, и Джек истолковал это как сомнение. Он мог бы попытаться воспользоваться моментом и выхватить у нее пистолет. Скорее всего, ему бы это удалось. Но вместо того, чтобы предпринять подобную попытку, он заговорил снова:

— Луиза, ты все равно уже разбила мое сердце, так почему бы тебе не всадить в него еще и пулю?

— Теперь ты знаешь о моей любви, Джек Абсолют, — отозвалась она шепотом. — Но что я знаю о твоей? Как могу я быть уверенной в том, что она достаточно сильна, чтобы совершить необходимое?

— Нажми на спусковой крючок, и ты никогда этого не узнаешь.

Он почувствовал, что пистолет начал дрожать, и закрыл глаза. Открыл он их лишь тогда, когда перестал ощущать ствол у своей груди. Их взгляды снова встретились. В изумрудных очах больше не было вызова.

— О Джек, — устало выдохнула она. — О Джек.

Он наклонился, забрал у нее пистолет, снял курок с боевого взвода и, отойдя, положил оружие на стул. Луиза все это время молча смотрела себе под ноги. Только когда он вернулся назад, она подняла глаза и спросила:

— И... что же мы теперь будем делать?

Он поднял руку, коснулся ее виска, потом запустил пальцы в золотисто-рыжие волосы, все еще собранные в высокую прическу, как этого требовала роль. Нащупав заколки, Джек осторожно вытащил их одну за другой, высвободив шелковистую волну. Словно сквозь зубья гребня, он пропустил эту волну сквозь пальцы. Еще не зажившее запястье болело, но он не обращал на это внимания и ответил Луизе лишь после того, как рассыпал ее локоны по плечам:

— Что делать? Вот что.

Джек взял ее за руку и увлек к кровати.

После мгновенного, едва ощутимого сопротивления Луиза слабо улыбнулась:

— Какое бы превратное впечатление ни сложилось у вас на мой счет, капитан, — прошептала она, — я... я... — Она указала на него, на кровать. — Я не... не слишком...

— Не слишком искушена?

Последовал едва заметный кивок, а улыбка, хотя и стала шире, сделалась немного нервной. Джек подошел к столу и погасил лампу, после чего единственными источниками света в комнате остались луна за окном да огонек за каминной решеткой.

Поцелуй был долгим, он начался медленно, губы искали губы, язык находил язык. Затем к делу приступили руки. Однако снять платье, пока длился поцелуй, оказалось делом вовсе невозможным.

— Минуточку, сэр, — выдохнула она и со смехом отступила от него на пару неверных шагов.

Ей удалось дотянуться лишь до нескольких завязок, после чего Луиза повернулась к Джеку спиной.

Джек отнюдь не являлся новичком по части дамских платьев и знал, что у каждого фасона имеется свой особый код, к которому надо подобрать «ключ». Корсаж изысканного наряда Луизы, одного из лучших творений Альфонса, скреплялся на спине шелковыми лентами.

Завязки скрывались под кружевами. Распускать узелки загрубевшими солдатскими пальцами, да еще и одной рукой, оказалось сложновато. Ему пришлось привлечь ее совсем близко и отбросить часть длинных волос за плечо. Ощутив его дыхание на своей обнаженной шее, Луиза наклонила голову и закрыла глаза.

Бросив взгляд на письменный стол, Джек схватил все еще лежавший там нож и единым взмахом распорол сложную шнуровку по всей длине. Издав стон, Луиза высвободилась из корсажа, и платье пышной грудой упало к ее ногам.

Однако на этом дело не закончилось: на ней оставался корсет, зашнурованный кожаной тесьмой. Запах выделанной кожи, смешиваясь с ароматом ее разгоряченного тела, кружил голову.

К счастью, с остатками одеяния возиться долго не пришлось: развязав узел, Джек потянул за один конец пропущенного во множество отверстий шнура, после чего корсет был отброшен в сторону. Теперь Луиза осталась в сорочке по колено, ниспадавшей с обнаженных плеч до алых чулок. Она стояла прямо перед огнем, и ее ноги просвечивали сквозь тонкую ткань.

Джек торопливо сбросил свою одежду и тоже остался в одной рубахе до колен.

— Я видела тебя точно в таком же виде, когда ты ловил рыбу, — тихонько промолвила она.

Он медленно двинулся к ней, а когда Луиза раскрыла объятия, приблизился вплотную и подхватил на руки. Когда Джек нес ее к кровати, губы их встретились снова.

В своих мечтах и сновидениях он проделывал это с ней тысячу раз. Но игра воображения, как оказалось, бледнела по сравнению с действительностью. Нежная кожа, длинные, сильные ноги, маленькая упругая грудь, каскад золотистых волос, наполовину скрывавших ее тело, подобно вуали, — Луиза обладала множеством восхитительных тайн, не сопоставимых ни с чем, что только можно было себе представить.

Джек не спешил, запечатлевая поцелуи везде, где только мог, так что на ее теле почти не осталось мест, не тронутых его губами. Она отзывалась на ласки, сначала робко и сдержанно, затем все смелее. Наконец жар в них обоих разгорелся настолько, что унять его можно было лишь единственным способом. Остатки одежды полетели в стороны, и они соединились.

Прежде чем их тела разомкнулись, снег, падавший снаружи, успел основательно налипнуть на проложенные свинцом оконные рамы.

* * *

Обычно после соития Джек ощущал некоторую печаль, причем, судя по рассказам друзей, был в этом не одинок. Хотя Ате, когда Джек признался брату в подобной слабости, безжалостно высмеял его. Впрочем, эта печаль не соотносилась с конкретной причиной и имела отвлеченный характер, словно тоску вызывал сам факт расставания с исполненным желанием.

Но на сей раз все обстояло иначе: причина, вполне определенная, лежала в его объятиях посреди гнезда, сооруженного им из подушек, одеял и сбившихся простынь на полу, возле камина. Он опирался спиной о кровать, а его голая нога была протянута к огоньку за каминной решеткой. Пальцы Луизы легонько пробегали по сложным узорам индейской татуировки, от венков из листьев к оскаленной волчьей пасти.

Именно Луиза решилась произнести вслух слова, которые уже звучали в мыслях Джека.

— Что теперь, Джек?

— Действительно, что теперь?

Девушка чуть отстранилась. Она закуталась в одеяло, сидя в нем, как в пещере, и, глядя внутрь этой пещеры, Джек любовался лицом Луизы, ее волосами и горячим телом.