Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А далее все указанные события происходили так, как описал их Государь в Своём дневнике за 7 мая (24 апреля) 1918 года:
«Авдеев, комендант, вынул план дома, сделанный мною для детей третьего дня на письме (выделено мной. – Ю. Ж.), и взял его себе, сказав, что этого нельзя посылать!» [174]
К сказанному же остаётся только добавить, что сам А. Г. Белобородов (лично просматривающий всю корреспонденцию «жильцов дома Ипатьева») в своих воспоминаниях ни словом не обмолвился о «попытке тайной пересылки этого плана», равно как и об этом случае вообще.
Однако автор не исключает возможность того, что сам по себе этот случай впоследствии послужил толчком для дальнейших провокаций со стороны Президиума Исполкома Уральского Областного Совета.
А теперь попробуем разобраться, кто же такой был И. И. Сидоров, о котором упоминает А. Д. Авдеев.
До недавнего времени сведения об этом человеке были самыми отрывочными – о нём лишь вскользь упоминал Н. А. Соколов, а М. К. Дитерихс представлял его бывшим «флигель-адъютантом». Историк же С. П. Мельгунов, анализируя всё известное ему об этом человеке на страницах своей книги, и вовсе приходит к выводу, что под личностью такового вполне могли фигурировать два совершенно разных лица. Один – «флигель-адъютант», «именовавший себя в Сибири “Сидоровым”», а второй – «Иван Иванов», посланный Толстыми из Одессы в Екатеринбург.
Однако пелена загадочности улетучится, словно дым, если ознакомиться с выдержкой из протокола допроса З. С. Толстой, с которой Н. А. Соколов встречался в Париже в июле 1921 года:
«(…) Письма эти возил некто Иван Иванович Сидоров[175]. Я познакомилась с ним в 1917 году в Одессе, где он служил в обществе “Пароходства и торговли”. Это был честнейший человек, несомненный монархист. Он был послан в Екатеринбург моим мужем[176] 4 мая 1918 года. Главная цель посылки его заключалась в намерении установить связь с Царской Семьей, чтобы через эту связь помогать деньгами Ей. В то же время мы послали с ним и письма. Вместе с Сидоровым поехал тогда еще какой-то господин, который раньше служил телеграфистом во дворце, в Царском Селе. Фамилию его я забыла, а имя его Сергей.
28 июня Сидоров вернулся. Он рассказал нам, что проникнуть к Царской Семье лично он не мог: это было абсолютно невозможно. Он видел лишь снаружи дом, в котором Она жила: дом был обнесен забором. Сидоров несколько раз видел доктора Деревенко. Последний рассказал Сидорову, что режим плохо отражается на состоянии здоровья Наследника, и говорил, что Царскую Семью необходимо увезти из Екатеринбурга, о чем он просил Сидорова передать нам. Сидорову удалось установить связь с монастырем, т. е. добиться того, чтобы монахини получили возможность доставлять Царской Семье продукты. Наши письма и образок, который тогда посылал Иванов-Луцевин, он передал кому-то в монастыре. Там же он передал для доставления Царской Семьи и деньги, доставив нам расписку в принятии от него денег. Суммы я сейчас не помню, также и имени лица, подписавшего расписку.
В бытность Сидорова в Екатеринбурге он был арестован большевиками и сидел в тюрьме, но его выпустили все же. Он нам рассказывал, что большевики нашли у него при обыске образ, но не отобрали его, хотя, как он говорил, какой-то комиссар и сказал ему при этом, что он, Сидоров, этот образ привез “Николаю”»[177].
При каких обстоятельствах был арестован Сидоров, и как именно это произошло, я положительно не могу Вам рассказать: не помню этого.
Дорогой на обратном пути в поезде у Сидорова и телеграфиста Сергея был произведен обыск (тогда вообще там производили обыски), и Сергей был арестован, так как у него нашли какие-то заметки про большевиков. Судьбы его я не знаю.»[178].
Показания З. И. Толстой дополняет монахиня Августина, которая, будучи допрошена Н. А. Соколовым 9 июля 1919 года, показала:
« (…) Я заведую художественным отделом нашего монастыря. Как-то летом прошлого года к нам в монастырь явился какой-то мне незнакомый господин и пожелал сделать у нас заказ: икону мученицы Маргариты. В первый же свой приход к нам он завел речь про Царскую Семью. Он стал говорить, что необходимо спасти ее, что для этого надо сплотить офицерство, что надо все сделать для предотвращения опасности, которая может угрожать ей. Я указала этому человеку на доктора Деревенко, как на единственного человека в городе, могущего сказать ему что-нибудь определенное. Сам же он собирался идти в Академию Генерального штаба к офицерам. У доктора Деревенко этот господин был, и, возвратившись от него, он нам сказал, что Царская Семья, по словам Деревенко, нуждается в продуктах. (…)
Иван Иванович Сидоров, как себя называл незнакомый господин, заказавший нам икону мученицы Маргариты, был у нас в обители несколько раз. Он не называл себя, кто он на самом деле, но как-то в разговоре со мной он однажды проговорился и сказал: “У нас при дворе”. С ним однажды был какой-то господин, которого он называл своим “адъютантом”. Однажды они разговаривали с этим адъютантом не по-русски, но на каком именно языке, я не знаю. Этот адъютант, по-моему, однако, тоже русский, как и Иван Иванович. Уехали они тогда же, когда ничего не было известно про убийство или увоз Царской Семьи. Но недели три тому назад этот адъютант был у нас в обители. Кто он такой, я не знаю.
Иван же Иванович хотел именно того, чтобы Государь Николай Александрович был опять ЦАРЕМ, а не Михаил Александрович. Про Михаила Александровича он выражался, что у него “не такой характер”. Иван Иванович хотел, чтобы через нас Царской семье были переданы письма и икона в футляре. Но в то время, когда он был у нас в Екатеринбурге, сделать этого было никак нельзя. Поэтому эту икону и письма он оставил нам, чтобы мы передали все это, когда будет можно. Однако передать все это и потом мы не могли. Так все это у нас и осталось. Я вот теперь Вам представляю конверт с письмами, как я его получила от Ивана Ивановича, и икону в футляре. Еще у меня есть карточка с Ивана Ивановича. Ее тоже Вам представляю. Иван Иванович был в Академии Генерального Штаба у офицеров и говорил мне, что там он “не сошелся во взглядах”. Я его тогда поняла так, что он не сошелся во взглядах по вопросу о спасении Царской семьи и о том, чтобы ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР Николай Александрович снова был царем, как этого хотелось Ивану Ивановичу»[179].