Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вы говорите, что приказ забрать маленького Мортару из семьи пришел от Верховной священной конгрегации Священной канцелярии в Риме, — возразил следователь. — А чем вы можете доказать свое утверждение?»
«Доказательство, которое я могу привести… — это доверие, которым меня удостоил папа римский, хотя я всего лишь его жалкий и смиренный слуга. А другое доказательство, — добавил отец Фелетти, — от добрых жителей города Болоньи, которые всегда хорошо ко мне относились и считали, что я неспособен злоупотребить полномочиями, какими облек меня папа римский».
Затем, отвечая на вопросы Карбони, отец Фелетти рассказал о том, какой приказ он отдал полковнику де Доминичису, как подготовил список имен всех детей Мортара и как предупредил фельдфебеля Лючиди, что необходимо пристально наблюдать за всеми членами семьи Мортара во время суточного дежурства у них дома, чтобы, не дай бог, не случилась беда. Он опасался, как бы евреи не решили принести в жертву своего сына, лишь бы не отдавать его церкви.
Беседа затянулась, становилось уже поздно, и Карбони сказал инквизитору, что ему пора уходить. Но монах, который три недели назад отказывался отвечать на все вопросы, заявил, что ему есть что еще сказать. Ведь он еще не успел рассказать ни о поездке Эдгардо в Рим, ни о желании мальчика стать христианином и покинуть родителей. В глазах монаха эта история служила достаточным доказательством того, что его действия были не только законными, но и предначертанными рукой самого Господа.
Он рассказал об этом Карбони на следующий день, начав с того самого момента вечером 23 июня 1858 года, когда семья Мортара впервые услышала, что Эдгардо крещен и его должны забрать. «Его братья и сестры расплакались, услышав это известие, — рассказывал отец Фелетти, — но сам Эдгардо оставался спокоен и безмятежен. Вечером следующего дня, 24 июня, когда ему надо было одеться, чтобы уезжать, он не возражал, когда карабинеры помогали ему одеваться. Он сохранял полнейшее спокойствие духа, выглядел вполне довольным и счастливым». А потом, по пути в Рим, «когда приходила пора сделать остановку, чтобы дать передохнуть лошадям и что-то поесть самим, Эдгардо часто просил фельдфебеля отвести его в церковь».
В Риме духоподъемная история продолжалась:
Видя, как мальчик счастлив оттого, что стал христианином, его святейшество, в мудрости своей всегда наставляемый Святым Духом… распорядился о том, чтобы в Рим пригласили отца и мать мальчика. Он предоставил им два места в дилижансе, чтобы они приехали и своими глазами убедились в том, что Эдгардо желает остаться в христианской вере. […]
Больше того, когда родители Эдгардо прибыли в Рим, им разрешили побеседовать с сыном, причем в присутствии римского раввина. Они втроем как могли пускали в ход все доводы, чтобы убедить мальчика вернуться с ними домой. Но он, будучи отроком девяти лет [sic!], сам хорошо знал, как оградить себя от соблазнов, внушаемых ему отцом, матерью и раввином. Он заявил им, что теперь он христианин и желает жить и умереть христианином.
Еще мальчик будто бы добавил, что «будет молиться Богу о том, чтобы его отец, мать, братья и сестры тоже обратились». Отец Фелетти сказал: «Я не знаю, сколько раз родители разговаривали с сыном — всего один раз или же больше. Но я точно знаю, что у мальчика было несколько встреч с римским раввином и что он всегда оставался тверд в желании быть христианином».
Затем отец Фелетти по-своему рассказал о встрече в Алатри: «В то время, когда родители Мортары находились в Риме — кажется, это было в октябре, — директор Дома катехуменов устроил Эдгардо каникулы и уехал с ним за город на несколько дней. Когда супруги Мортара узнали об этом, они поехали туда же. Дождавшись подходящего случая, когда директор отправился служить мессу, а Эдгардо помогал ему в этом… они вошли в церковь и приблизились к мальчику». К счастью, Эдгардо был начеку и заметил опасность. «Увидев мать, которая, наверное, решила похитить его, он вцепился в сутану директора и закричал во весь голос: „Мама пришла меня забрать!“ Все вокруг оказались предупреждены, а они сами поняли, что здесь небезопасно, и ушли из церкви. Мальчик остался с директором, и они сразу вернулись в Дом катехуменов в Риме».
Узнав о том, как близка была опасность, папа «решил перевести мальчика в коллегиум латеранских каноников в Сан-Пьетро-ин-Винколи, где он находится и поныне, и живется ему там очень хорошо, он учится и делает большие успехи». Больше того, заключил отец Фелетти, когда-нибудь мальчик окажется «большой опорой и гордостью семьи, потому что крещение не обрывает узы крови, а, напротив, укрепляет почтение к ним, а значит, Эдгардо будет любить родителей сильнее, чем любят их его братья и сестры».
Следователь, выслушав эту поразительную историю про маленького мальчика, внезапно узревшего свет, отвергнувшего веру, в которой его воспитали, принявшего всей душой христианство и даже вцепившегося в сутану священника, чтобы тот защитил его от родной матери, отнесся к услышанному скептически. «А вы можете чем-то доказать то, о чем сейчас рассказали?»
«Если говорить о том, что происходило в Болонье, — ответил монах, — то я могу сослаться лишь на Агостини и фельдфебеля Лючиди. Все, что происходило по пути в Рим, может подтвердить один Агостини. А о том, что было в Риме, я получал сведения из писем от разных людей, полностью заслуживающих доверия, но их имена я не могу вам сообщить»[301].
Теперь отец Фелетти сказал все, что хотел сказать. Карбони ушел. Тюремный надзиратель повернул ключ в замке, и монах снова остался наедине со своими молитвами и размышлениями.
Выслушав инквизитора, Карбони захотел теперь выслушать жертв — Момоло и Марианну. Сделать это оказалось нелегко — местонахождение супругов Мортара было неизвестно, ведь из Болоньи они уехали. Карбони запросил и получил право обратиться с петицией к властям Сардинского королевства, чтобы вызвать Момоло для дачи показаний, но узнал, что Момоло в данный момент находится во Флоренции по делам. Карбони выяснил, что дядя Марианны Анджело Падовани, банкир, по-прежнему живший в Болонье, поддерживает с ними связь. 1 февраля Падовани вызвали к прокурору и вручили ему письменную просьбу для скорейшей передачи Момоло, чтобы тот явился к болонскому прокурору. Через пять дней Момоло приехал в Болонью для дачи показаний.
Карбони попросил Момоло рассказать о похищении сына. Момоло заговорил, и его уже трудно было остановить. Он рассказал о том, как вечером 23 июня к нему домой явились фельдфебель Лючиди и Агостини, о том, какой ужас охватил его, когда он услышал о цели их прихода, и об отчаянных попытках, которые он предпринимал в течение следующих суток в надежде, что Эдгардо все-таки не заберут.
Когда поток горьких воспоминаний Момоло иссяк, Карбони ухватился за те моменты, которые интересовали его больше всего.
— Показывал ли вам фельдфебель Лючиди какой-либо письменный приказ о взятии мальчика?
— Нет.
— Достоверно ли вам известно о том, что, по вашим словам, данный приказ пришел из Рима и что римский трибунал установил правдивость известия о крещении?