Когда виночерпии, обойдя стол, наполнили чаши присутствующих вином, Теодорих поднял свою и провозгласил:

– За два великих королевства – Австразию и Тюрингию!

Гости-тюринги дружно поддержали тост и, залпом осушив свои чаши, тотчас принялись за угощение, расхватывая куски мяса с серебряных тарелок прямо руками. Королева, Теодехильда и прочие присутствовавшие на пиру дамы снисходительно улыбнулись, после чего извлекли из ножен, пристегнутых к поясам, миниатюрные кинжальчики и принялись вкушать мясные блюда с их помощью.

После того как гости слегка утолили голод и жажду, в зал вошли музыканты, дабы усладить слух королей и придворных игрой на арфе, лютне, гиге[106]и свирели. Герменфред, желая доставить удовольствие прекрасной Теодехильде, послал за своим меннизингером, чтобы и тот исполнил одну из его лучших романтических песен.

Меннизингер появился в трапезной в сопровождении нескольких жонглеров[107], поклонился и заиграл на арфе. Когда жонглеры начали свое представление, меннизингер запел:

– Все о ней говорит:

Утром ранним заря

И цветы, что весной украшают поля,

Все твердит мне о ней, о прекрасных чертах,

И ее воспевать побуждает в стихах.

Ее первой красавицей мира готов

Я назвать, хоть и много на свете льстецов:

Прозывали они так красавиц своих.

Имя точное ей – то прозвание их…[108]

Пока дамы наслаждались прекрасным голосом миннезингера, короли преступили к обсуждению вопроса, ради которого встретились.

Герменфред не стал скрывать своих истинных намерений:

– Поскольку я – старший сын Бизина, по закону наших предков королевство должно принадлежать мне. Отец же допустил непоправимую ошибку, решив – по примеру твоего отца Хлодвига – разделить его между мной и моим братом Берхардом.

Теодорих в ответ осторожно заметил:

– Престолонаследие должно осуществляться продуманно и не ущемлять интересы претендентов, иначе это может привести к междоусобной войне. Действительно, король Хлодвиг разделил свои земли между мной и тремя другими своими сыновьями, хотя мы и рождены разными матерями.

Герменфред насупился: ему не понравились слова Теодориха.

– Возможно, подобное деление земель приемлемо только для франков. Мне известно, что некоторые франкские короли признавали законными даже детей, рожденных наложницами, – парировал он.

Теодорих усмехнулся.

– Да, в случае с моим отцом-королем так и произошло. Я ведь, хотя и старше своих сводных братьев, рожден как раз наложницей. У тебя ведь, помимо Берхарда, есть, кажется, еще один брат?..

– Есть, Бадерих… – неохотно признался гость. – Он правит в Полабии, ибо рожден наложницей отца и по нашим законам не имеет права на владение землями Тюрингии.

Теодорих жестом подозвал виночерпия, и тот наполнил опустевшие чаши вином. Сам же король Австразии меж тем обдумывал, как ему вести себя с Герменфредом далее. Увы, он видел перед собой человека, не способного предугадывать последующие события. Более того, он даже был уверен, что возможная победа над Берхардом не принесет Герменфельду вожделенного единоличного правления королевством, поскольку есть еще третий брат, правящий сейчас небольшим королевством, отвоеванным им у полабских славян. Однако вряд ли Бадерих смирится с тем, если старший брат приберет к рукам всю Тюрингию. «Стоит ли мне сейчас заводить разговор о наследстве Базины Тюрингский, то есть о принадлежавших ей некогда землях Фрейбурга? – сменилось неожиданно направление мыслей Теодориха. – Или лучше дождаться, когда Герменфред затронет столь щепетильную тему сам?»

В этот момент прислужники внесли в трапезную новую порцию блюд: пирожки с различными мясными и овощными начинками, паштеты, свежевыпеченные хлеба и всевозможные фрукты. Теодорих кинжалом отрезал от румяного каравая приличный ломоть и намазал его толстым слоем паштета из гусиной печени.

– Мне пришла мысль устроить охоту, – сказал он Герменфреду. – Почту за честь, если составишь мне компанию…

Тот, разгоряченный вином, запальчиво ответил:

– Охота – одно из самых достойных занятий для мужчины! Но, надеюсь, дамы тоже будут присуствовать?

Теодорих убедительно кивнул. Они с Герменфредом были почти ровесниками, так что отнюдь не потеряли еще интереса к прекрасному полу. «Видимо, Герменфред желает блеснуть силой и ловкостью перед Теодехильдой, – догадался Теодорих. – Недаром на протяжении всего пира буквально пожирает ее глазами…» Сие обстоятельство нисколько не встревожило короля Австразии. Напротив, вселило надежду, что возникший у Герменфреда внезапный интерес к Теодехильде заставит его стать более сговорчивым.

– На кого предстоит охотиться: на вепря или на оленя? – полюбопытствовал гость.

– Это будет зависеть от решения моего ловчего, – уклончиво ответил Теодорих.

* * *

С первыми лучами солнца королевский ловчий отправился в Герцинианский лес[109]. Его сопровождала мощного телосложения собака, которая беспрестанно мотала на бегу головой, отчего ее длинные уши раскачивались из стороны в сторону. Ловчему надлежало выследить оленя или вепря и места их лежбищ, а когда начнется охота – вывести к ним короля и его гостей.

Не успел мужчина углубиться в лес, как столкнулся с оленем дивной красоты. Даже охотничья собака застыла на месте от неожиданности. Величественное животное стояло на фоне черных древесных стволов, его огромную голову венчали раскидистые рога, под жемчужной кожей играли мускулы. «Этот олень похож на сказочного единорога», – подумал ловчий. Некоторое время животное изучало человека и его собаку, а затем развернулось и скрылось в чаще леса. Влажная земля поглотила стук его копыт, однако опытный ловчий запомнил направление, в котором удалился олень, и со спокойной душой вернулся в город, дабы доложить о животном распорядителю охоты.

Церковные колокола Реймса отзвонили терцию[110], когда длинная процессия охотников покинула город и направилась к лесу ближайшим путем – через крестьянские поля. Возглавлял процессию сам Теодорих, а замыкали – лучники и копьеносцы.