Однако была среди них и одна взрослая фигура, передвигавшаяся со зловещей целеустремленностью. Некое женоподобное существо, силуэт которого смутно вырисовывался в полумраке тоннеля, — именно оно, судя по всему, дирижировало этой атакой, как одержимая мать, ведущая в бой своих бесовских детей.

Чья-то рука вцепилась в капюшон Заковой куртки — это Нора, что было силы дернув мальчика, потащила его за собой. Зак пошатнулся, но удержался на ногах и, повернувшись, приготовился бежать за Норой. Он зажал руку Нори-ной мамы у себя под мышкой и потянул, почти поволок старую женщину от места катастрофы, которое уже кишмя кишело обезумевшим вампирским отродьем.

Индигового света Нориной лампы едва хватало, чтобы освещать путь в тоннеле, но при этом ультрафиолет ярко высвечивал калейдоскоп цветастых, тошнотворно психоделических вампирских экскрементов под ногами и на стенах. Никто из пассажиров не последовал за Норой и ее спутниками.

— Смотрите! — воскликнул Зак.

Его юные глаза усмотрели две ступеньки, ведущие к какой-то двери в левой стене тоннеля. Нора подтолкнула маму и Зака к этой лесенке, а сама взбежала по ступенькам на площадку перед дверью и попробовала повернуть ручку. Щеколду заклинило, а возможно, дверь была просто заперта, тогда Нора отступила на шаг и, насколько хватило сил, ударила по ручке пяткой. Она пинала и пинала эту чертову ручку, пока та не отвалилась, — и дверь тут же с треском распахнулась настежь.

По другую сторону стены была такая же площадка и две ступеньки, отделяющие ее от пола соседнего тоннеля. На полу блестели рельсы. Это был южный ствол туннеля, по нему поезда шли в восточном направлении: из Нью-Джерси к Манхэттену.

Нора захлопнула дверь, постаравшись вбить ее на место так плотно, как только могла, затем спустилась на путь.

— Быстрее, быстрее, — сказала она. — Не останавливаться. Нам не справиться со всеми ними.

Они углубились в темный тоннель. Зак помогал Норе, поддерживал ее маму, но было ясно, что они не смогут бесконечно двигаться таким образом.

Они не услышали позади ни единого звука — ни крика, ни треска распахнувшейся двери, — но все равно спешили так, словно вампиры преследовали их по пятам. Каждая секунда казалась украденной у жизни.

Норина мама потеряла обе туфли, ее нейлоновые чулки изодрались в клочья, исцарапанные ноги кровоточили.

— Мне надо отдохнуть, — вновь и вновь повторяла она, с каждым разом возвышая голос. — Я хочу домой.

В конце концов это переполнило чашу. Нора замедлила ход — Зак притормозил тоже — и зажала рукой мамин рот: она просто должна была заставить ее умолкнуть.

Зак увидел лицо Норы в фиолетовом свете лампы и прочитал на нем выражение невыразимой муки: Нора пыталась одновременно и тащить маму, и заглушать любые ее звуки.

Только сейчас Зак понял, что Норе предстоит принять страшное решение.

Норина мама пыталась отлепить руку дочери от своего рта. Нора скинула с плеча огромную сумку.

— Открой ее, — сказала она Заку. — Мне надо, чтобы ты достал нож.

— У меня есть свой. — Зак порылся в кармане, вытащил нож с коричневой костяной рукояткой и раскрыл десятисантиметровое серебряное лезвие.

— Откуда у тебя это?

— Мне его дал профессор Сетракян.

— Хорошо. Зак… Пожалуйста, выслушай меня. Ты мне доверяешь?

Что за странный вопрос?

— Да, — сказал Зак.

— Послушай меня. Я хочу, чтобы ты спрятался. Чтобы ты опустился на четвереньки и залез вот под этот выступ.

Выступ — нечто вроде невысокого карниза — шел вдоль стены тоннеля на высоте около полуметра; его подпирали консоли, и ниши между ними тонули во мраке.

— Ложись здесь и прижми к груди нож. Оставайся в тени. Я знаю, это опасно. Я не… я не задержусь слишком долго, обещаю тебе. Если кто-либо подойдет и остановится возле тебя… кто-либо, кроме меня… кто-либо… кромсай его этим ножом. Ты понял?

— Я… — Зак видел лица пассажиров поезда — окровавленные лица, притиснутые к стеклам окон. — Я понял.

— Кромсай глотку, шею… любое место, до которого дотянешься. Режь и коли, пока тварь не свалится. Затем беги вперед и снова прячься. Ты понял?

Зак кивнул. По его щекам покатились слезы.

— Обещай мне. Зак снова кивнул.

— Я обязательно вернусь. Если же меня не будет слишком долго, ты сам все поймешь. И тогда — я прошу тебя! — беги изо всех сил. — Нора указала в сторону Нью-Джерси. — Вон туда. Беги всю дорогу, до самого конца. Не останавливайся ни по какой причине. Даже если этой причиной буду я. Хорошо?

— Что вы собираетесь делать?

Впрочем, Зак мог и не спрашивать. Он знал. Был уверен, что знает. И Нора тоже знала, что он знает.

Мариела Мартинес уже искусала руку дочери, вынуждая Нору освободить ее рот. Нора полуобняла Зака и крепко прижала к себе, так что лицом он уткнулся в ее бок. Зак почувствовал, как Нора поцеловала его в макушку. Затем Мариела снова принялась вопить во все горло, и Норе опять пришлось заткнуть ей рот.

— Ну же, смелее! — шепнула она Заку. — Давай!

Зак лег на спину и, извиваясь, протиснулся под выступ, даже не думая о разных там мышах и крысах, обыкновенных для таких мест. Он крепко обхватил ладонью костяную рукоятку ножа, прижал его к груди наподобие распятия и стал слушать, как Нора, преодолевая сопротивление матери, уводит ее прочь.

Фет сидел в микроавтобусе Управления общественных работ. Сидел и ждал. Двигатель микроавтобуса работал на холостом ходу. На Василии были жилет с отражателями, надетый поверх его обычного комбинезона, и шлем-каска. При свете приборной панели он изучал схему канализационной сети Манхэттена.

Самодельные серебряные химические боеприпасы, изготовленные стариком, лежали в задней части микроавтобуса — эту груду амуниции пришлось подпереть со всех сторон свернутыми полотенцами, чтобы снаряды не скользили по полу. Василия очень беспокоил план, разработанный Се-тракяном. Слишком много движущихся деталей. Он в очередной раз бросил взгляд на заднюю дверь магазина, откуда должен был появиться старик.

Внутри магазина Сетракян готовился к выходу. Он поправил воротничок своей лучшей рубашки, его узловатые пальцы покрепче затянули узел галстука-бабочки. Сетракян вытащил одно из своих маленьких серебряных зеркал, чтобы оценить, хорошо ли сидит весь наряд. На нем был его лучший костюм.

Сетракян отложил зеркало и в последний раз все проверил. Таблетки! Он нашел жестянку и осторожно потряс ее содержимое — на удачу! Проклиная себя за то, что он едва не забыл про таблетки, Сетракян засунул коробочку во внутренний карман пиджака. Все. Он готов.

По пути к двери Сетракян бросил последний взгляд на стеклянную банку, в которой хранились останки расчлененного сердца его жены. Он долго облучал кровяного червя ультрафиолетом и в конце концов убил его — раз и навсегда. Теперь же этот орган, столь долго находившийся во власти паразита, лишь чернел день ото дня, разлагаясь, как и положено биологической субстанции.