Шестнадцать тридцать пять.

Они занимались любовью, затем немного поспали утомленным сном, и только мгновение назад Вятт стряхнул с себя тяжелое видение, в котором он видел (но это невозможно!) свою кухню внизу и особенно холодильник. Этот кошмар был ярким и стойким, — его образы все еще были в сознании Вятта, — и когда он проснулся совсем, он заметил контрастную тишину дома. Да, контраст, потому что во сне тишины не было. Он все еще слышал, как, щелкая, открывалась дверь холодильника и с хлопком закрывалась, открывалась и закрывалась, что повторялось в его мозгу.

Когда отголоски сна ослабли, он снова обратил внимание на тишину в доме. Слишком тихо. У него побежали мурашки. Сколько времени?

Посмотрев на часы, Вятт резко втянул в легкие воздух. К этому времени Гаррисон обязан быть мертвым наверняка. Обязан..? Наверняка..? Вятт мрачно поправил себя: к этому времени тот должен быть мертв. Это он обязан немедленно пойти в машинную комнату. Но...

...Но сон продолжал беспокоить его.

Проснулась Терри.

— Я.., только спущусь вниз, в кухню, — промямлил он.

Терри быстро вылезла из постели. Со спутанными волосами, бледная и красивая она натянула халат.

— Я пойду с тобой. Я не хочу оставаться одна.., здесь. Как-то слишком тихо.

— Ты тоже почувствовала? — он задрожал, понимая ее мрачное предчувствие. — Ладно.

Они спустились вниз, Вятт вошел в кухню, а Терри остановилась у двери. Она смотрела на него и не могла понять его возбуждения. Вятт огляделся в знакомом помещении, проверяя глазами его содержимое, подошел к холодильнику и открыл дверцу. Он заглянул внутрь и закрыл дверцу. Затем он начал мерить шагами кухню — туда и обратно, туда и обратно, — беспокойно почесывая затылок. И снова он задержался у холодильника, открыл дверцу и уставился внутрь.

Вдруг Терри почувствовала, что она очень боится. За Вятта, за себя. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул от ее прикосновения, и она убрала руку.

— Терри, я.., извини, — затравленно произнес он.

— Гарет... — ее голос наполнился участием. — Что происходит? Я хочу знать, могу ли я чем-нибудь...

— Смотри! — задохнулся он. Он снова уставился в холодильник, уставился на свой кошмар наяву. Ее темные глаза проследили его взгляд и расширились. Ее губы открылись, издавая непроизвольный хрип страха.

Один за другим три куска дыни, — Эти куски Терри сама отрезала, — у нее на глазах исчезли, были съедены до корочки, схвачены с Тарелки и .невидимо растворились. Уровень оранжевого напитка в пластиковой бутылке понижался, пока бутылка в ответ на настояние природы не сплющилась из-за вакуума, который вдруг образовался внутри. Кубики сыра, лежавшие на маленькой деревянной тарелочке, исчезали в воздухе один за другим. Ломтики холодного мяса были взяты таким же образом и съедены столь же сверхъестественно.

— Иисус Христос, — прошипел Вятт сквозь сжатые зубы. — Иисус Хр...

Он протянул дрожащую руку к холодильнику. Голубые усы извивающегося и потрескивающего пламени окутали его руку, холодильник, самого Вятта. Его отшвырнуло назад, сбило с ног и пронесло через всю кухню.

Дверца холодильника широко распахнулась и захлопнулась. Следы голубого пламени исчезли.

Терри подошла к Вятту, ее руки бились, как пойманные в ловушку птицы.

— Гарет, с тобой все в порядке? Что это было? Я видела это на самом деле..?

— Ты видела, — его голос был полным боли и хрипа. — Мы оба видели.

— Но что это..?

— Что это значит? Разве я не говорил тебе, что его кормят? — глаза Вятта были безумны, голос поднялся до высокой ноты. — Так это, оказывается, он сам. Я был не прав, думая, что кто-то другой кормит его. Он делает это сам! Он обладает силой, Терри, странной силой. И каким-то образом, — не знаю как, — но я уверен, что Психомех помогает ему!

— Что? — ее слова были недоверчивыми, напуганными. — Машина помогает ему? Но она должна убить его!

— Черта с два! — Вятт ударил трясущимся кулаком в ладонь другой руки. — Она убила бы кого-нибудь другого — пять других за это время, но не твоего проклятого мужа. Неразрушимого Ричарда Гаррисона, эсквайра!

— Силой, — она ухватилась за это слово. — Ты имеешь в виду психические силы? Да, конечно, они у него есть. И ты думаешь, что машина каким-то образом подчинена им?

— Да, — кивнул он, дрожа и становясь белым, как мел, по мере того как злость утекала из него, заменяясь страхом. — Я имею в виду, я знал, что он не такой, как все, но это...

— Но если он может питаться таким образом, значит... — напуганная почти до безумия, Терри дрожала как лист на ветру.

— И не только, Терри, — оборвал ее Вятт. — Он может также защищаться. Даже отражать нападение, да, — он кивнул, взял ее за плечи и посмотрел ей прямо в глаза. — Терри, что происходит сейчас в той комнате наверху? Я должен увидеть, должен знать.

Он отпустил ее и направился к двери.

— Гарет, подожди! Он обернулся.

— Не беспокойся, со мной все будет в порядке.

Она шла за ним по пятам, но на площадке, повинуясь его распоряжениям, направилась в спальню. Вятт подождал, пока, как ему показалось, услышал, что дверь спальни закрылась за ней, затем повернулся к машинной комнате...

* * *

Бормотание враждебных созданий эхом отдавалось 6 понимании Гаррисона-Шредера, доходя до него через неизвестные каналы из другого Мира. Они означали опасность, но ничего нельзя было сделать. Он установил минимальные автоматические защиты, включая, их в своем сверхсознании так же просто, как обыкновенный человек заводит будильник. Затем, он вернулся к более срочной проблеме: ему казалось, что пересечение черного озера займет необычно много времени. Черный замок казался теперь не ближе, чем когда он покинул берег. Что при скорости, с которой он двигался, было совершенно невероятно, Та часть его, которая была Шредером, знала, что, фактически, сущность проблемы, ответ на парадокс заключались в следующем: чем больше он хотел, чтобы путешествие завершилось, тем больше та часть, которая была Гаррисоном, сдерживала продвижение, — и поэтому в скором времени Шредер полностью взял власть в свои руки, что и ускорило их таинственный полет, пока Машина и ее пассажир быстро, совсем как ракета, пересекли черное озеро. Та часть, которая была Гаррисоном, оказавшись в покое, не возражала; затем, приближаясь к скале, на которой маячил замок, он еще раз взял власть в свои руки, заставляя Машину остановиться, и слез с нее.

Миновав низкий вход в самой скале, Гаррисон-Шредер нашел винтовые ступеньки, ведущие наверх, и стал подниматься по ним. Но...

На первой ступеньке он остановился, дрожа. Часть Шредера испытывала только острое любопытство, а часть Гаррисона переживала сильный ужас. Там, наверху, в чернильной черноте, в Черной Комнате затаился сам Ужас; и тяжесть ею присутствия, такого близкого теперь, давила, как бессчетные тонны, на его кости, пока не появилось ощущение, что они превратились в желе. Не то чтобы он не позволял Шредеру взять власть в свои руки, несмотря на его отчаянную необходимость знать, его страх перед неизведанным все еще отрицал помощь другого. Он был в положении человека с больным зубом, который время от времени подходит к хирургии, но боится кресла дантиста.