Сессии поэтому могли проходить при наличии весьма незначительного числа членов сената, скажем пятидесяти человек[291], хотя, если их было постыдно мало, присутствовавшие обычно кричали председательствовавшему Numera! Numera! («Обеспечьте присутствие!») и настаивали на привлечении дополнительного числа членов сената, пока председатель не успокоил бы их. В день нашего воображаемого посещения сената нет опасности малой явки туда сенаторов. Каждый его член, находившийся в Риме, наверняка будет на сессии, в том числе даже те престарелые сенаторы, которым помогают выбраться из паланкинов и проследовать в курию их вольноотпущенники.

Секст Анней Педий, экс-проконсул Азии, был обвинен Публием Кальвом и бывшим сенатором Титом Волусием Атилием в совершенных во время своего правления крупных вымогательствах и должностных преступлениях. Это дело было передано императором Адрианом на рассмотрение сената. Педий происходил из самой высокой аристократии, но, как и большинство крупных политических фигур, нажил себе множество врагов. За и против него было мобилизовано мнение самых разных общественных групп. В перспективе следовало ожидать крупного процесса на государственном уровне – с образцами высокого красноречия с обеих сторон. Каждый сенатор пребывал в своей стихии.

Курия (помещение сената) и расположение ее скамей. В дни, когда заседает сенат, поток клиентов устремляется в пустые атрии их благородных патронов, получает свое денежное вспомоществование и быстренько уходит – их патроны с раннего утра при первых лучах рассвета отправляются на заседание в компании факельщиков (если это происходит не в летнее время), которые сопровождают своих хозяев по еще погруженным в темноту улицам. С рассветом сенаторы собираются в перестроенном здании курии на форуме, хотя заседание сената может проходить почти в любом другом освещенном помещении. Помпей построил особую курию неподалеку от своего собственного особняка на Марсовом поле для тех случаев, когда ему необходимо было посоветоваться с отцами-законодателями[292].

Курия Юлия представляет собой величественный зал с рядами удобных украшенных резьбой кресел (subsellia), расположенных полукругом, как и в других законодательных собраниях иных эпох. Шесть сотен сенаторов сидят очень тесно друг к другу, так что выступающие могут говорить, не повышая голоса. У входа стоят консульские ликторы, которые знают в лицо входящих отцов-законодателей и не допускают в зал всех посторонних, хотя в обсуждаемых вопросах нет ничего по-настоящему тайного. Все двери, ведущие в зал, постоянно распахнуты настежь, так что всем любопытным можно стоять около них и слушать проходящие дебаты. Особенно много у дверей толпится молодых сыновей большого числа сенаторов – они внимательно наблюдают за всеми перипетиями происходящего в надежде на то, что в скором времени им предстоит участвовать в чем-то подобном.

Лицом к скамьям обращено невысокое возвышение с рядом курульных кресел для консулов и преторов, здесь стоит низкий массивный диван, на котором сидят десять более молодых сенаторов, тесно прижавшись друг к другу. Эти люди – трибуны от плебса, нынешний остаток всех тех древних правителей, все еще поддерживающий «тень великого имени», сохраняющегося с дней таких деятелей, как Гай Гракх, когда трибун был могущественнее консула.

Собрание сенаторов. Сенаторы занимают свои места. Этот момент не регулировался никакими предписаниями, но традиционный этикет отводил первый ряд для бывших консулов, следующие скамьи занимали бывшие преторы, за ними рассаживались бывшие эдилы, трибуны и квесторы наряду с pedani[293] (сенаторами, которые никогда не стояли во главе тех или иных государственных учреждений), которые скромно занимали последние ряды. Обвиняемый Педий в сопровождении нескольких уважаемых сенаторов и своих родственников, одетых в серые тоги, символизирующие горе и траур, а также двух своих адвокатов в предписываемых обычаем белоснежных одеяниях занимают места на передней скамье. Когда они сделали это, то отметили следующее как плохой знак: ранее пришедшие и севшие на первую скамью несколько бывших консулов поспешили перейти на другую сторону зала.

В центре помоста находится величественная позолоченная статуя Виктории с распростертыми крыльями и развевающимися одеждами, стоящая на шаре и держащая в вытянутой вперед руке лавровый венок[294]. Перед ней, на небольшом алтаре, дымятся несколько углей. Сбоку помоста открывается дверь и появляется ликтор со связкой фасций. В зале, полном сенаторов, сразу же смолкают все разговоры и воцаряется тишина; все облаченные в тоги фигуры одновременно встают, приветствуя входящего председательствующего консула Гая Ювентия Вара[295], сопровождаемого свитой из магистратов, у каждого из которых на плечах красуется подбитая красным toga pretexta.

Открытие сессии; испрашивание благословления. Сохраняя серьезные выражения лиц, все господа опустились в свои курульные кресла; столь же серьезно Вар высыпал горсть благовоний на горящие угли перед алтарем Виктории, и их аромат заполнил зал. Затем Вар выпрямился во весь свой немалый рост и сделал рукой сенаторам знак, чтобы они сели. Затем, когда все они расселись на своих скамьях, он громко и отчетливо произнес: «Внесите священных птиц!»

Никто даже не улыбнулся, когда два служителя внесли и поставили на помост небольшую плетеную клетку, в которой трепыхались несколько домашних кур. Консул встал с кресла и подошел к ним; рядом с ним занял свое место пожилой сенатор, также облаченный в претексту и держащий в руках жезл с завитой спиралью головкой – lituus, знак принадлежности к коллегии avgur’ов, имевших законные полномочия оглашать волю богов. А полной тишине слуга протянул небольшое блюдо с зерном консулу, который осторожно рассыпал горсть зерна перед птицами. Последние, не кормленные несколько дней, тут же принялись клевать зерна, делая это с такой энергией, что несколько зерен даже упали из клетки на каменный пол – самый превосходный знак. Авгур наклонился, всмотрелся в поведение птиц, затем, высоко подняв свой жезл, произнес священные слова: «Нет никаких плохих знаков или звуков!»

Клетка с курами, используемыми для предсказания

Вздох облегчения пронесся по всему сенату. Служители унесли клетку с птицами. Консул с отработанным достоинством завернулся в большую накидку и повернулся к ожидавшему его слов собранию. Мы присутствовали при «божественном действе», теперь можем наблюдать и «действо человеческое».

Обсуждение текущих дел; проведение формального голосования. Даже в период империи все-таки чудесно быть консулом, в сопровождении двенадцати ликторов время от времени обсуждать дела с императором и председательствовать в собрании, в самом великолепном во всем мире. Вар ведет себя с неизменным достоинством аристократа, который проделал долгую карьеру в сенате и теперь достиг вершины своих стремлений. Он сохраняет в сенате все традиции своего античного предшественника, и торжественные ритуалы в нем мало чем отличаются от того великого собрания, которое бросило вызов Карфагену и стерло его с лица земли.

Основным вопросом повестки сегодняшнего заседания должен был стать суд над