Вечерами мы с ним немного разговаривали, язык я учил. Ну и болтали потихоньку каждый на своём на всякие интересные мне темы. А мне сейчас всё было интересно. Памяти-то нет, воспоминаний и знаний ноль. Всплывало, правда, каждый день что-то новое, возвращались потихонечку умения, какие-то навыки. Например, стоило только к грубо сколоченному из досок столу сесть, как сразу вспомнил и ложку, и нож. И даже вилку, хотя здесь её и не было. И так потихоньку восстанавливался. На улицу, правда, пока не выходил, рано ещё, как уверял меня мой спаситель. Уж это-то сразу понятно было. Из своих невеликих запасов мне дед кое-какую одежонку выдал, да кожушок старенький, поношенный.

Якобы невзначай какой-то рваный до состояния полного хлама китель достал, на ложе разложил. Золотом погон и эмалью орденов сверкнул. Искоса на меня глянул. А мне-то что? Нет, умом-то понимаю, что это вроде бы как моё, а вот принять… Принять пока не могу. И ничего не вспоминается.

Ещё через две недели я впервые смог выйти за дверь. На улицу…

И не дверь это вовсе, а сколоченный-связанный из жердей щит, обтянутый грязной шкурой. И насчёт улицы я погорячился…

Увиденное заставило пошатнуться. Если бы не дед, точно упал бы. А так он меня поддержал, пока я в себя не пришёл. Утвердился на ногах, на самодельные костыли опёрся. Без них мне пока никак. Осмотрелся ещё разок. Горы вокруг и долины, да леса хвойные. И снег, много снега. Правда, видно по этому самому снегу, что весна на подходе. Тает всё и тепло. Солнце так и пригревает, сверху по каменной стене ручейки бегут, каплями звонкими капают где-то далеко внизу. Шагнул вперёд, костыли свои самодельные в камень упёр, вытянул голову, заглянул вниз за карниз. Насколько смог заглянул, потому как страшно вниз-то заглядывать, руки-ноги сразу просла́бли. Это мы, получается, на середине отвесного склона находимся…

Отшагнул поспешно назад, спиной надёжную опору стены ощутил. Запрокинул голову вверх. Метров двадцать надо мной этого самого отвесного склона… Снова заболела голова, заныло в висках. Отчётливо вспомнилась летящая мимо отвесная стена, мои скрюченные в бесплодной попытке уцепиться за эту стену пальцы, ободранные о камень ногти и страх падения…

— Успокойся! — рука деда легла на губы, заставила захлопнуть рот. — Всё зверьё в округе своим воплем распугал…

Это что, я сейчас орал? Не помню… Зато вспомнил, что как раз мимо этого склона и летел. Упал сверху! Но почему упал? Темнота дальше в памяти. И в этой темноте ярким причудливым цветком распускается трепещущий язык пламени у обреза пулемётного ствола…

Постояли так ещё немного, подышали, а потом на ложе в пещерку вернулся. Теперь-то вижу, что пещерка эта совсем маленькая. На одного. А я дедово место занял. Приходится ему у самого выхода на каменном полу ютиться. На лапнике, да на такой же, как у меня, шкуре.

— Видишь, воспоминания к тебе постепенно возвращаются. Скоро всё вспомнишь…

Кивнул согласно. А как не согласиться-то? Если они и впрямь потихоньку возвращаются…

После этого моего выхода мы несколько дней просидели безвылазно в пещере. Никуда меня дед не выпускал, заставил сидеть-лежать тихо, без разговоров. Так понял, что внизу под скалой кто-то был. Явно нехорошие люди. Иначе бы мы так не таились… А потом снаружи всё успокоилось, и мы ушли.

Ушли потихоньку, не спеша (потому что быстро передвигаться у меня всё равно бы не получилось), по горным тропам, через хребты и долины, куда-то в новое место, где оказалась небольшая ухоженная избушка. Шли несколько дней, трудно шли, соизмеряя путь с моими сегодняшними возможностями. А они у меня, эти возможности, пока очень и очень невеликие. Практически никакие. Но зато с каждым новым прожитым днём становился всё крепче и крепче, начал более уверенно стоять на ногах. И уставал во время похода, само собой, до чёртиков. Поэтому завершение пути пришлось как нельзя кстати, а неказистая снаружи избушка показалась царскими хоромами.

Снега в горах с каждым новым днём становилось всё меньше и меньше, зверья вокруг всё больше и больше. Даже к избушке выходили дикие олени, прилетали птицы. Меня поначалу пугались, отлетали в сторонку. А потом ничего, привыкли. Сидели порой с дедом на скамеечке, а между ног словно курицы копошились в земле дикие куропатки.

Под дедовы монотонные рассказы расслаблялся и засыпал. Просыпался утром на лежанке. Или это у него такая терапия была?

А потом снег сошёл, земля подсохла, появились первые цветы. И к деду начали приходить люди. И как только умудрились прознать о том, что знахарь вернулся? Каждый шёл со своими бедами, большими или маленькими.

С маленькими дед справлялся сам. С большими тоже справлялся, но не со всеми. Тогда отправлял таких людей в город.

Я потихоньку отбросил в сторону костыли, начал помогать деду в его работе. Давно понял, что дед – местный знахарь-травник. Колдун или мольфар, как его между собой потихоньку называли пришлые гости. Вон как к нему зверьё тянется, а не только люди. Да мне-то какая разница? Главное, мне помог, на ноги поставил, переломы залечил, порванные мышцы срастил. Болит иной раз, не без этого, но своими ногами хожу и руками работаю без каких-либо ограничений. Даже понемногу хворост собирать на заросших лесом склонах начал. Хоть таким образом свой долг деду за мою жизнь отдам.

А там и полонины зазеленели, пастухи стада пригнали. Пришла пора деду в город спускаться, нужно ему было зачем-то вниз по своим колдовским делам. Ну и я с ним пошёл, куда же меня одного в горах оставлять? Слаб я ещё, со слов знахаря, хотя сам себя уже и не считал таким уж слабым…

Остановились на постоялом дворе. К деду моему хозяева относятся с почтением и затаённым страхом. Переночевали, а утром после завтрака пошли по дедовым делам.

Сам город оказался совсем небольшим. Я бы сказал, что это и не город совсем, а, скорее, невеликое село, селение. Вот речка мне понравилась. Быстрая, звенит прозрачными струями по камням, вода ледяная. Ну и ярмарка на окраине. Сюда-то нам и нужно. Точнее, деду. Он меня и отправил пока пошататься, походить по ярмарке, на людей посмотреть, себя показать. Ну я и походил, посмотрел и показал, как оказалось. Точно дед колдун!

Окрик со спины оказался неожиданным. Почему-то почудилось, что именно меня окрикнули. Даже в груди что-то трепыхнулось. Обернулся…

Нет, не знаю я этих людей. Русские… Офицеры… Форма знакомая, откуда-то это точно знаю, как и знаю, что русские. Пожал плечами, отвернулся, дальше по своим делам отправился. По сторонам глазеть. Денег-то всё равно нет. А ярмарка вокруг на все голоса шумит, откуда-то музыка раздаётся. Интересно! Ещё раз оглянулся, столкнулся взглядами с тем самым офицером, что меня окликал. Что-то своим товарищам объясняет и при этом мне вслед смотрит. Волнуется, сразу видно. Ошибся потому что. Бывает… Но что-то глубоко внутри меня ворохнулось, не даёт никак успокоиться.

Потом дед меня нашёл, обрадовал. Сговорились они с барином каким-то. Нужно нам отсюда уходить, в новое место перебираться. Поживём там немного. Дед будет своим колдовством заниматься, а я ему помогать по мере сил. Как раз я полностью здоровье и поправлю.