— А когда ты собираешься вернуться?

— На следующей неделе. — Он допил свой виски и встал. — Принесу нам еще.

Она смотрела, как он подходит к бару, заказывает еще по одной порции, расплачивается, и пыталась понять, почему всем сразу безошибочно ясно, что он американец, хотя резинку не жует и не подстрижен ежиком. Может быть, его выдает телосложение: широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги? А может быть, одежда? Начищенные мокасины, брюки из плащовки, рубашка от «Брукс Бразерс», синий свитер тонкой пушистой шерсти со скромным знаком фирмы «Ральф Лоран».

Она слышала, как он спросил бармена, есть ли орешки. Спросил вежливо, спокойно, и бармен нашел пакетик арахиса и высыпал в блюдце, и Вирджиния вспомнила, что Конрад никогда не повышает голоса и неизменно любезен со всеми, кто его обслуживает, будь то механик на заправочной станции, бармен, официант, таксист или швейцар. Старый негр-мусорщик, в чьи обязанности входило содержать в чистоте причал в Лиспорте, расцветал улыбкой при виде Конрада, потому что тот потрудился узнать его имя и при встрече всегда говорил: «Здравствуйте, Клемент».

Добрый, внимательный человек. Она попыталась представить себе его покойную жену, подумала, что у них, без сомнения, был счастливый брак, и возмутилась несправедливостью судьбы. Почему она всегда выбирает своей жертвой любящие пары и не желает карать тех, кто превращает в ад жизнь не только друг другу, но и всем окружающим. Семь лет. Недолго они прожили вместе, но все же у него осталась дочь. Вирджиния подумала о Генри. Слава Богу, что у Конрада есть ребенок.

Он вернулся к столу, и она заставила себя улыбнуться. Виски в стаканах казался совсем темным.

— Я, вообще-то, не хотела больше пить, я за рулем, — сказала она.

— Далеко тебе ехать?

— Около двадцати миль.

— Не хочешь позвонить мужу?

— Его нет дома, он в Нью-Йорке. Работает в фирме «Сэнфорд Каббен». Тебе сорока на хвосте не приносила эту весточку?

— Приносила, теперь вспомнил. А что твоя семья?

— Если под семьей ты подразумеваешь детей, то семьи тоже нет дома. У меня один ребенок, сын, и я всего час назад рассталась с ним, бросила на съедение в привилегированную школу, где завтра у него начнется первый семестр. Вот какой кошмарный день я сегодня прожила, самый горький день во всей моей жизни. Потому-то я и заглянула сюда, надо было собраться с силами, чтобы ехать дальше. — Она сама слышала, как резко и жестко говорит.

— А сколько мальчику лет?

— Восемь.

— Господи, такой маленький!

Сочувствие в его голосе согрело Вирджинию, наконец-то она нашла родную душу, человека, который разделяет ее мысли.

— Он еще совсем ребенок. Я с самого начала была против этой школы и боролась как могла. Но его отец стоял, как скала, таковы традиции семьи, традиции доброй старой Англии, ставящей несгибаемую твердость духа превыше всего. Он убежден, что именно так надо воспитывать Генри, и хотел отвезти его в школу сам, но неожиданно пришлось лететь по делам в Нью-Йорк, вот я и вынуждена была отвезти его сама. Не знаю, кто больше перестрадал — Генри или я, кого из нас двоих мне сейчас больше жалко.

— А как Генри выдержал момент прощания?

— Не знаю, Конрад, правда, не знаю. Все произошло так быстро, я и опомниться не успела. Не было времени ни для прощанья, ни для слез. Только я остановила машину, как подлетели двое дюжих парней, открыли багажник и выгрузили все на тележки. Заведующая хозяйством — кстати, молодая и хорошенькая — взяла Генри за руку и увела в здание, по-моему, он даже не оглянулся. Я стояла и хлопала глазами, ведь я приготовилась к душераздирающей сцене, но тут ко мне подошел неизвестно откуда взявшийся директор, пожал руку и сказал: «До свидания, миссис Эрд». Представляешь? Я села в машину и поехала обратно. Я была точно курица, которую убили и разделали на конвейере. Наверное, надо было возмутиться и не допустить такого бездушия, как по-твоему?

— Нет, я думаю, ты поступила правильно.

— Да, наверное, иначе было бы только хуже. — Она вздохнула, допила виски и поставила стакан. — По крайней мере, и его, и меня вынудили сохранить достоинство.

— Наверное, именно этого они и добивались, — он улыбнулся. — Но все равно тебе надо подбодриться. Почему бы нам не поужинать вместе?

— …Разве могло мне когда-нибудь прийти в голову, что я буду жить в Шотландии? Ну, приехать сюда отдохнуть в конце лета, здесь чудесная рыбалка, веселые охотничьи балы, но прожить всю жизнь…

В гостинице «Королевская» ресторан был не ахти, зато здесь тепло и уютно, а на улице темень, дождь, ветер, и Бог с ней, с изысканной кухней. Они остались в «Королевской» и уже съели мясной суп с овощами и доедали стейки с жареным луком, картофелем и овощами. На десерт можно было взять бисквит со взбитыми сливками, пропитанный вином, или мороженое. Официантка очень хвалила бисквит.

Конрад заказал вино, и это было ошибкой, потому что Вирджиния его пила, а это было еще большей ошибкой, поскольку обычно сдержанная Вирджиния говорила, не закрывая рта, она и хотела бы остановиться, но не могла, ведь Конрад с таким сочувствием ее слушал, и на лице его не проступало и тени скуки, наоборот, глубокий интерес.

Она уже рассказала ему об Эдмунде и о его первой жене, о Ви, об Алексе, о Генри, о Балнеде, о том, как все бесконечно далеки друг от друга в Страткрое и в то же время удивительно близки.

— И как там идет жизнь?

— Да, в общем-то, ничего особенного. Это просто деревушка на дороге, идущей неизвестно откуда и неизвестно куда. Но там есть все, как в любом маленьком городке: трактир, школа, магазины, две церкви, даже симпатичный гомик, который торгует антиквариатом. И все время что-то происходит, устраиваются благотворительные базары, выставки цветов, школьники ставят спектакли. — Какая скука и убожество! И она сказала: — Такая скука и убожество.

— Ну, не сказал бы. Кто там живет?

— Фермеры, семья Балмерино, пресвитерианский пастор с женой, англиканский священник с женой, Эрды. Арчи Балмерино — лорд, а это значит, что ему принадлежит деревня и тысячи акров земли. Крой — огромное владение, но и Арчи, и Изабел удивительно простые, доброжелательные люди, никакой спеси. Я не знаю другой женщины, которая трудилась бы столько, сколько трудится Изабел, а в Шотландии это не пустые слова, здешние женщины трудолюбивы, как пчелы. Они ведут хозяйство в огромном доме, воспитывают детей, ухаживают за садом, все без исключения занимаются благотворительностью, организуют какое-нибудь домашнее производство. Например, держат небольшие магазины, где продают все, что производят на их ферме; засушивают цветы, разводят пчел, реставрируют старинные вещи, плетут изумительной красоты шторы и продают их.

— И никогда не отдыхают, не развлекаются?

— Конечно развлекаются, но совсем не так, как на Лонг-Айленде или в Девоне. В августе и сентябре здесь жизнь бьет ключом, каждый вечер гости, званые вечера, охотничьи балы, пикники. Ты приехал как раз вовремя, Конрад, хотя в такой унылый вечер поверить в это трудно. Но настанет зима, и все погрузится в спячку.