– Тогда за работу, – сказала ужаска. У нее так пересохло в горле, что она смогла лишь прохрипеть эти слова.

Всю ту гордость и самоуверенность, которые демонстрировала Ицануэлла на улицах Следвайи, как рукой сняло, как только они оказались в здании замка. Дрожа всем телом, поднималась она по ступеням, боязливо рассматривая набитые мумии, как маленькая девочка, которая впервые ехала по дороге «ужасов». Пот струился по ее лицу, смывая макияж и капая в декольте.

Внезапно посреди лестницы она резко остановилась.

– Я не смогу это сделать, – сказала Ицануэлла жалобно. – Я не справлюсь.

– Перестань, – приободрил ее Эхо. – Мы уже многое сделали.

– Я боюсь.

Эхо стал лихорадочно думать. Как ему ее успокоить?

– Как ты расцениваешь свой страх по шкале? – спросил он, наконец. – По шкале от одного балла до десяти?

– В сто баллов. Нет, в тысячу. Нет, в миллион. Нет, в сто миллионов. – Ужаска тяжело задышала.

Эхо понял, что на сей раз это не поможет.

– Пойдем же! – сказал он. – У нас все получится. Ты выглядишь сногсшибательно.

– Да, – сказал она. – Я ведь понимаю, что ты должен в это поверить. Это твой единственный шанс. Но я не должна этого делать. Мне достаточно всего лишь вернуться назад, и тогда все будет как прежде.

– Но у тебя ведь есть план на тот случай, если что-то пойдет не так. Тогда ты расскажешь ему о старом обычае ужасок и просто исчезнешь.

– Речь совсем не об этом. Ты думаешь, я боюсь Айспина? Или этих жутких чучел? Подумаешь! – Ужаска сделала презрительный жест.

– Чего же тогда?

Она пристально посмотрела на него. В ее взгляде было настоящее отчаяние, а в глазах стояли слезы.

– Я боюсь самое себя, – сказала она дрожащим голосом.

– Ты говоришь загадками. Ты не могла бы найти для этого более подходящее время?

Эхо был озадачен. Она его бесила и одновременно вызывала сожаление.

– Я только сейчас это осознала. Как это было с боязнью высоты на крыше. Ты не понимаешь? Это не только твой последний шанс. Это и мой последний шанс.

– Я не понимаю.

– Ты знаешь, сколько мне лет? – спросила ужаска. – Нет, к счастью, ты этого не знаешь. И я тебе этого тоже не скажу. И я тебе также не скажу, сколько шансов любви я упустила в своей жизни. Но одно верно: этот шанс – последний.

Она вытерла слезы.

– На этот раз я пустила в ход все, что только могла. Любовный напиток. Духи. Это платье. Себя самое. Если в этот раз я не смогу завоевать сердце, у меня больше никогда не хватит мужества попытаться еще раз.

Постепенно Эхо начинал понимать.

– Если я сейчас уйду, – прошептала Ицануэлла, – я могу себе всегда сказать: а может быть, у меня бы получилось. Это ведь лучше, чем горькая правда, не так ли?

– Мне трудно судить, – сказал Эхо. – Для этого у меня нет жизненного опыта. Я еще никогда не упускал шанса любви. Потому что у меня ее еще никогда не было.

Возникла длинная печальная пауза.

– Тогда дай мне духи, – сказал Эхо. – Просто вылей их на мою шкуру и исчезни! Я рискну.

– Ты знаешь, что это не поможет. Он захочет только оставить тебя у себя. А когда действие духов закончится – тогда конец! – Она провела своими длинными ногтями по горлу.

Опять мучительная пауза.

– Ну хорошо! – вздохнула, наконец, ужаска. – Я сделаю это! Но имей в виду, что я и пальцем больше не пошевельну для тебя, если что-то не получится. – Она стала тяжело подниматься по лестнице. Эхо пошел за ней следом.

Когда они оказались возле лаборатории, царапка осторожно заглянул в дверь. В помещении бурлил жировой котел, но Айспина не было.

Ужаска выглядывала из-за угла.

– О, его здесь нет! – крикнула она с облегчением. – Вот неудача! Пойдем.

– Ничего подобного, будем ждать! Он наверняка пошел в жировой подвал за новой партией и скоро вернется.

Эхо вошел в лабораторию, и Ицануэлла неуверенно последовала за ним.

– Как ты думаешь, где мне встать? – спросила она. – Где это будет наиболее выгодно?

– Встань к окну! Там нет такого запаха, и духи будут лучше распространяться.

Она подошла к окну и стала приводить себя в порядок: вытерла пот и нанесла румянец. Затем вынула флакон и щедро обрызгала себя духами из царапковой мяты.

– На всякий случай! – нервно засмеялась ужаска.

– Ты слишком расточительно расходуешь духи, – сказал Эхо. – Что ты будешь делать, когда они закончатся?

– Когда это будет! За это время, я надеюсь, мне удастся еще раз добыть царапковую мяту. Я уже поручила своим сестрам глядеть в оба.

Эхо насторожился.

– Кажется, он идет. Он уже на лестнице.

Ужаска поправила свое платье.

– Скажи, – спросила она, – когда я, собственно, должна попросить его тебя освободить?

– Я пока не знаю, – ответил Эхо. – Я хочу посмотреть, как он себя поведет. Давай не будем рубить сплеча. Мы должны быть полностью уверены, что ты обвела его вокруг пальца.

В коридоре раздались грохочущие шаги Айспина.

– Это он! – прошептал Эхо. – Момент истины!

Мастер ужасок появился в дверях. И застыл на месте.

– А-а-ах, добрый вечер, господин мастер ужасок! – пролепетала Ицануэлла. – Извините, пожалуйста, что я пришла без приглашения, но это старый обычай. Я имею в виду, что старый обычай – не являться без приглашения, а э-э – ужасковая луна. Нет, наоборот, я пришла, чтобы возродить старую ужасковую луну, то есть я хотела сказать старый ужасковый обычай, который, э… заключается в том, чтобы при ужасковой луне засвидетельствовать свое почтение мастеру ужасок, надев при этом, э-э-э… цветочное платье.

На какое-то мгновение показалось, что Ицануэлла теряет сознание. Мастер ужасок стоял, словно проглотил аршин, и смотрел на нее, как удав на кролика.

На Эхо он даже не взглянул. Он прошел через всю лабораторию медленными, короткими шагами и подошел к Ицануэлле, которая, шатаясь, стояла у окна. Эти несколько минут показались Эхо более продолжительными, чем те несколько часов, которые он провел в заточении в книжном стеллаже. Айспин остановился возле ужаски и пристально посмотрел на нее таким взглядом, который Эхо не знал, как толковать. Потом он упал на колени, опустил голову и прошептал:

– Выходи за меня замуж.

– Да, – выдохнула Ицануэлла и потеряла сознание, упав в распростертые объятия мастера ужасок.