меня за доставку, Джон?

— Какое еще «за доставку»? Будешь доставать, стукну. Кроха! Почти совсем пошутил, скажи?

— Спасибо! — произнес человечек. — Очень любезно с твоей стороны. Так, давай посмотрим. Вроде бы все.

— А, по-моему, нет, — сказал возчик. — Посмотри еще.

— Еще что-нибудь для хозяина, да? — подумав, спросил Калеб. — А, ну конечно! Вот зачем я пришел на самом деле, а мою глупую голову унесло со всеми этими ковчегами и прочей ерундой! Хозяин ведь еще не заходил?

— Нет, — ответил возчик. — Не был. У него там невеста.

— Ну, скоро будет, — сказал Калеб. — Он велел мне идти вдоль дороги по пути домой; десять к одному, что он меня подхватит. Так что я лучше пойду, бывайте. И, мамочка… Можно я подергаю Пирата за хвост, самую малость?

— Ох, Калеб, какое желание!

— О, не сердитесь, мамочка. Пожалуй, не надо: вряд ли ему придется по нраву. Только что поступил небольшой заказ на лающих собак, хочется сделать как можно ближе к оригиналу — ну, насколько это возможно по такой низкой цене. Вот и все. Не сердитесь.

К счастью, подобный стимул не понадобился: Пират и так принялся лаять со всем рвением. Впрочем, так он предупреждал о появлении очередного посетителя, и Калеб, отложив изучение натуры до более удобного случая, взвалил круглую коробку на плечо и торопливо зашагал к выходу. И столкнулся с новым гостем прямо на пороге.

— О, так ты здесь? Тогда погоди, и я тебя подброшу. Джон Пирибингл, мое почтение. Еще большее почтение твоей милой супруге. Все краше день ото дня. Краше и прелестнее. И моложе, — тихо и задумчиво сказал гость. — Прямо чертовщина какая-то!

— Ну и комплименты у вас, мистер Тэклтон, — промолвила Кроха не слишком любезно, — однако учитывая обстоятельства…

— А, так о помолвке вы уже слышали?

— И едва поверила, — ответила Кроха.

— Что, поражены, а?

— О да.

Тэклтон, негоциант и торговец игрушками, больше известный как Груббс и Тэклтон, — хотя долю Груббса он давным-давно выкупил, оставив в названии предприятия имя и, как некоторые поговаривали, обозначенный этим именем способ ведения дел, — так вот, Тэклтон, негоциант и торговец игрушками, был человеком, чьих склонностей так и не рассмотрели родители и наставники. Будь он ростовщиком, юристом-сутяжником, судебным исполнителем или чиновником, — тогда, возможно, перебесившись в молодости и порадовав сердце полным комплектом скверных поступков и жестоких сделок, мистер Тэклтон обрел бы в конце концов некоторое добродушие — хотя бы на пробу, из любви к новизне. Однако, втиснутый в мирное занятие по производству игрушек, он стал настоящим людоедом, живущим всю свою жизнь за счет детей — и бывший их заклятым врагом.

Игрушки он презирал — и ни за что не купил бы для себя ни одну из них. Он злобно торжествовал, когда удавалось придать мрачное выражение лицам картонных фермеров, которые привезли на ярмарку свиней, глашатаев и вестников, старушек, штопающих чулки или стряпающих пирог, — и любым другим образчикам своего товара. Устрашающие маски; отвратительные волосатые красноглазые попрыгунчики; воздушные змеи в форме вампиров, демонические неваляшки, бросающиеся вперед и пугающие детишек, — все это дарило его душе чувство глубокого удовлетворения. Именно такие игрушки служили ему утешением и предохранительным клапаном. В изобретении подобных изделий он был большой мастак. Если бы он мог выпустить ужасающую Черную Руку, то стал бы совершенно счастлив.

Он не пожалел денег (и очень трепетно относился к этой игрушке) на приобретение картинок для волшебного фонаря, в котором показывались силы Тьмы, сверхъестественные моллюски с человечьими лицами. На галерею Великанов он потратил некоторый капитал; сам не будучи художником, он даже набрасывал куском мела инструкцию своим мастерам: полное злобной хитрой радости выражение демонических рож, — подарок, способный нарушить мирный сон и привести в расстройство рассудок юных джентльменов в возрасте от шести до одиннадцати лет на все время рождественских или летних каникул.

Каков он был с игрушками, таков и (впрочем, как большинство из нас) в других делах. Вероятно, где-то глубоко под просторной зеленой накидкой, закрывающей все — от пяток до верха, прятался застегнутый на все пуговицы необычайно приятный человек: самых лучших душевных качеств и самого покладистого нрава — лучший среди всех, кто попирает землю тупоносыми башмаками с отворотами цвета бордо.

Итак, Тэклтон, торговец игрушками, намеревался вступить в брак. Вопреки всему, сказанному выше, он хотел жениться. Причем взять в жены непременно молодую — молодую и красивую.

Он не слишком-то напоминал счастливого жениха, стоя сейчас в кухне дома возчика: руки глубоко в карманах, плечи ссутулены, шея набок, гримаса на сухом лице, надвинутая чуть не на нос шляпа, недобрый прищур маленьких глазок, — ворон-падальщик, да и только. Не жених, а девичья греза.

— Венчание назначено в ближайший четверг. Через два дня на третий. Последний день первого месяца года.

Упоминал ли я, что он всегда щурил один глаз, тогда как другой смотрел на мир открыто и честно; и что тот, прищуренный, был куда выразительнее второго? Ведь не упоминал?

Тэклтон позвенел монетами.

— День свадьбы, да.

— О, это же годовщина и нашей свадьбы, день в день! — воскликнул возчик.

Тэклтон засмеялся.

— Ха-ха! Как странно! Вы же в точности такая же пара. В точности!

Негодование Крохи от этого самоуверенного заявления нельзя описать. Так он, глядишь, договорится до в точности такого же младенца! Этот человек сошел с ума!

— А? Что скажешь? — Тэклтон шутливо пихнул возчика локтем и отвел немного в сторону. — Придешь на свадьбу? Мы с тобой в одной лодке, сам понимаешь.

— В каком это смысле?

Тэклтон снова употребил локоть.

— В смысле некоторого несовпадения возраста. Неравный брак, так сказать. Приходите вдвоем с супругой, проведите с нами вечерок.

— Зачем это? — не понял Джон, удивленный таким настойчивым гостеприимством.

— Зачем? Вот так вопрос! Да ради удовольствия: общение и все такое!

Джон простодушно произнес:

— А я думал, вы не любите общения.

— Х-ха! Ну, смотрю, с тобой надо по-простому. А затем, что уютно посидеть вечерком за чашкой чая, вдвоем с женой, у тебя очень мило выходит. Нам-то лучше знать, конечно, но…

Джон перебил:

— Кому это «нам»? Что лучше знать? О чем вы вообще?

— Отлично, не лучше, — произнес Тэклтон. — Как скажешь. Кому какое дело? Я хочу сказать, поскольку ваша парочка выглядит чрезвычайно мило, ваше общество окажет на миссис Тэклтон благотворное влияние. И хотя твоя хозяйка смотрит на меня не очень-то ласково, она, хочешь не хочешь, все равно мне поможет: у нее такой уютный вид, что все растрогаются и поверят в ее семейное счастье. Так вы придете?

— Мы уговорились отметить годовщину нашей свадьбы дома, — ответил Джон. — Мы еще