Глеб страшно закричал и в дикой ярости попытался освободиться от оков. Но они были сделаны на совесть и могли удержать даже слона с его богатырской силой. И тогда пришел испуг, который быстро трансформировался в шок. ОНО металось внутри тела, как в прочной клетке, не находя выхода. Глеб потерял сознание…

В себя он пришел от неожиданной легкости, разливающейся теплой волной по всему телу. Скрученные от сверхчеловеческих усилий мышцы были расслаблены, а голова работала как самый совершенный компьютер – точно и без сбоев.

Глеб открыл глаза – и заледенел. Он по-прежнему лежал на железной кровати, и была ночь, потому что в квартире горел свет, но теперь над ним склонились четыре темные фигуры без лиц. Они делали руками странные пассы и что-то в унисон нашептывали.

Увидев, что Глеб очнулся, все четверо, как по команде, отпрянули назад и приняли вертикальное положение. Теперь он понял, почему эти люди показались ему безликими – на них были надеты длинные плащи с капюшоном, скрывающим лица.

– Не бойтесь, – сказал один из черноризцев.

Так мысленно назвал их Глеб, потому что плащи незнакомцев были темного, почти черного цвета.

– А нужно? – спросил Глеб, постепенно приходя в себя.

Он отчетливо сознавал, что совершенно беспомощен и находится в полной власти этих людей, неизвестно каким способом проникших в его квартиру, хотя дверь была заперта на мощный засов, а окна имели решетки.

– Да, – совершенно серьезно ответил его собеседник и откинул капюшон.

Это был мужчина в годах с рыжеватой шкиперской бородкой и седыми волосами. Умные, глубоко посаженные глаза «черноризца» смотрели спокойно и бесстрастно, но от него исходила сила и уверенность человека, привыкшего повелевать и править твердой рукой.

– Вы так и будете лежать? – с едва уловимой иронией спросил черноризец. – Нужно отдать должное вашему таланту – мы не смогли открыть замки на оковах.

Только теперь Глеб понял, что незваный гость говорит как иностранец – достаточно грамотно, но иногда путая ударения. Однако его акцент был несколько иным, чем у господина Крюгера. Моментально вспомнив кодовое слово, Глеб освободился от зажимов, удерживающих руки и ноги и встал.

Все незнакомцы были рослыми, не ниже его. Но трое остальных капюшоны снимать не стали.

– Я так понимаю, вы пришли за чашей, – сказал Глеб, все чувства которого были обострены до предела.

– Приятно иметь дело с умным человеком, – с легким наклоном головы ответил черноризец. – Да, нам нужна чаша. Надеюсь, вы не будете упорствовать…

– Не буду. Я так понимаю, это ваша реликвия.

– Правильно понимаете. Мы искали ее несколько веков. И нашли только благодаря вам.

– Но у меня уже выработалась привязанность к чаше…

– Не беспокойтесь, – улыбнулся черноризец. – Мы уже освободили вас от этой зависимости. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что чаша должна находиться только в отведенном ей месте, подальше от людей, особенно нехороших, где она не причинит никому вреда, а будет приносить только благо.

– Будем считать, что я вам поверил, – сказал Глеб, открыл сейф, достал из него чашу и не без торжественности вручил ее главному черноризцу.

Приняв чашу, незнакомцы встали на колени, образовав круг, поставили ее посредине и, не обращая ни малейшего внимания на Глеба, начали, как ему показалось, молиться на неизвестном языке.

Так продолжалось минут пять. Затем они поднялись, трое завернули чашу в кусок черного бархата, положили ее в ларец и тихо вышли из квартиры. В комнате остались только Глеб и старший из черноризцев.

– Я знаю, что деньги вас мало интересуют, – уверенно сказал черноризец. – Но награда за благое дело всегда должна быть – как здесь, на земле, так и на небесах. Мир небесный нам не подвластен, а что касается царствия земного…

Он достал из кармана квадратный медальон из серебра на прочной серебряной цепочке, звенья которой представляли собой крохотные литые розочки, и отдал его Глебу. На пластине медальона виднелось выпуклое изображении Крестовой Розы – оно уже было знакомо Тихомирову-младшему.

– Это старинная вещь, – пояснил черноризец. – На медальоне отчеканен знак ордена Креста и Розы.

Глупо было бы отрицать в разговоре с вами, что мы не имеем к нему никакого отношения. Тем более в такой ситуации. Это наш подарок, который может вам когда-нибудь здорово пригодиться. Берегите его.

- Хочу добавить, что такие медальоны имеют право носить только посвященные высокого ранга, которых не так уж и много.

– Но я ведь не член ордена, и тем более, не посвященный…

– Надеюсь, вы прочитали наш устав, высеченный на стенах входа в подземный храм? (Кстати, холм в старинных манускриптах назывался Вратами Судеб).

– Прочитал.

– Так вот, там сказано: «ДОСТОЙНЫХ ВОЙТИ В НАШЕ ОБЩЕСТВО МЫ УЗНАЕМ ПО ОТКРОВЕНИЮ». Помните?

– Конечно.

– Дальше объяснять не нужно?

– Нет.

– Вы не волнуйтесь – членство в нашем ордене сугубо добровольное. Мы не собираемся настаивать, чтобы вы приняли посвящение. Мы просто выражаем вам огромную благодарность и признательность. И настоятельно ПРОСИМ – не рассказывайте никому ни о подземном храме, ни про нашу реликвию.

– Это само собой…

– Спасибо. Я даже не прошу, чтобы вы поклялись в этом. Вы – человек чести. Я был уверен, что мы быстро найдем общий язык.

– Простите, но у меня есть один вопрос…

– К вашим услугам.

– Кем был этот… Крюгер? Надеюсь, вы знаете, о ком я говорю. Он… из ваших?

– Нет. Это злейший враг ордена Креста и Розы. – Лицо черноризца помрачнело. – Наши враги знают о чаше и давно охотятся за нею. Не думаю, что они выйдут на ваш след, но если это случится… – Он достал визитку и вручил ее Глебу. – Если это случится, постарайтесь как можно быстрее позвонить по этому телефону. Назовите только ваше имя, объясните ситуацию, и вам помогут. А теперь позвольте откланяться…

Черноризец и впрямь вежливо поклонился (Глеб ответил ему тем же), и легкой пружинистой походкой, никак не соответствующей его годам, покинул квартиру. (Интересно, как все-таки им удалось отодвинуть засов?)

Глеб как стоял, так и сел на свое изобретение, железного скрипучего монстра, на котором мог запросто спать сам Геракл. Ноги почему-то стали ватными, а сердце заколотилось со страшной силой. А ведь меня запросто могли убить, подумал с запоздалым страхом Глеб. Но не убили, хотя по логике вещей я стал секретоносителем, что для ордена розенкрейцеров могло представлять определенную опасность.

Почему? Возобладало человеколюбие? Сомнительно.

Значит, я еще понадоблюсь им. Скорее всего, это так. Но когда и по какому случаю?

Запутавшись в мыслях, переживаниях и сомнениях, Глеб махнул на все рукой и пошел в душ. Когда он вышел из ванной, тело бурлило от переполнявшей его энергии, в животе кишки играли марш, а в голове билась всего одна-единственная мысль: «Не пойти ли нам, Глеб Николаевич, в какое-нибудь приличное заведение, чтобы хоть раз за последние две недели по-человечески позавтракать?»