— Не совсем, — возразила Кэтрин.

— Нет?

— Я получила хорошее образование. Поэтому, наверное, смогу претендовать на место гувернантки девочки.

Миссис Харрельсон улыбнулась.

— Простите меня, — сказала она спокойным мелодичным голосом. — Мне кажется, вы не до конца все обдумали. Если позволите мне выразить свое мнение, любая жена совершит ошибку, взяв вас в свой дом. Как уязвимая женщина, не защищенная ни высоким положением в обществе, ни семьей, вы будете представлять непреодолимый соблазн для большинства мужчин, будь-то дедушки, отцы или сыновья. К тому же, Кэтрин Наварро, боюсь, ваше прошлое слишком часто обсуждалось в Натчезе, чтобы вам были рады. Это небольшой городок, видите ли, и не каждый день женщина возвращается с того света, особенно после того как сбежала от мужа. Также было забавно узнать, что один из самых степенных, но хватких бизнесменов принял вас под своей крышей. На исход этого дела было поставлено не одно пари. И я, как разбирающаяся в мужчинах, выиграла приличную сумму денег.

— И каков же был исход? — сухо спросила Кэтрин.

— Ах, его жена говорит, что вы сбежали, узнав, что в Натчез едет ваш муж. Наш мистер Мартин рассказывает своим закадычным друзьям, что вы ушли, раздраженная оттого, что предложили ему себя по такой цене, которую он отказался платить, а слуги говорят, что вы с их хозяином поехали на прогулку, а вернулся он один. Весьма любопытный случай.

— И такой занятный, — добавила Кэтрин.

— Звучит жестоко? Простите, но так устроен мир. Поэтому то, на что вы рассчитываете, невозможно.

Слова женщины были неприятны, но Кэтрин не ставила их под сомнение. Она медленно кивнула.

— Хорошо. С другой стороны, мне требуется домработница. О, не нужно так хмуриться, вы меня правильно поняли. Я действительно содержу дом для любовных свиданий и работаю очень деликатно. Я не стану вас обманывать и надеюсь, что вы передумаете и смените работу по дому на что-то… менее усердное. Тем не менее я не затаскиваю девушек в свой дом силой и не навязываю свой образ жизни. Ваше тело принадлежит только вам. Моя задача состоит лишь в том, чтобы обеспечить возможность им пользоваться, если вы того пожелаете, поскольку имеете огромное преимущество.

— Огромное преимущество?

— Вы еще не поняли? Вы — лекарство от самой сильной и назойливой мужской боли. Страх перед отказом — вот основная причина, по которой мужчины на протяжении сотен лет продолжали нас подчинять. Видите ли, они ошибаются, полагая, что женщины так же жестоки, как они. А мы, в свою очередь, утаиваем от них, что наши потребности не менее сильны, чем мужские, — именно поэтому все женщины пытаются лечь на спину и дать собой овладеть.

— Вне всяких сомнений, это рассуждение женщины, которая себя продает?

— А у вас есть коготки, мягко говоря, — не так ли, Кэтрин Наварро? Это хорошо. Слабохарактерные женщины, предоставленные сами себе, редко добиваются успеха. Но скажите, заинтересовало ли вас мое предложение? Честно говоря, лучшего вы не получите.

— Я как раз хотела спросить, не требуется ли здесь горничная…

— И первый же любвеобильный путешественник, которому вы будете менять постель, прижмет вас к матрасу. Это невыгодно. В скором времени Бирд лично будет отправлять вас в комнаты предлагать вино… и услуги. А сделает он это после того, как сам устанет следовать за вами в кладовую и погреб. А от миссис Бирд я знаю, что она не оставила бы вас еще на одну ночь, если бы могла выгнать втайне от мистера Бирда.

— Вы, кажется, рассмотрели все варианты, — смело произнесла Кэтрин.

Однако у нее еще остались кольца, обручальное и подаренное в честь помолвки. Они позволят ей прожить какое-то время, но она не хотела с ними расставаться. Она привыкла к их небольшому весу на своих пальцах.

Миссис Харрельсон улыбнулась.

— Я попыталась.

— Тогда позвольте быть с вами такой же честной. Если что-то произойдет и мои обстоятельства изменятся, если я найду способ обходиться без вас, я сразу же уйду.

— Это было бы разумно, — согласилась миссис Харрельсон, поднимаясь.

Взяв в руки ридикюль, она подошла к двери и открыла ее. Жена трактирщика отступила, улыбнулась, сжала губы, а потом снова растянула их в улыбке.

Миссис Харрельсон весело улыбнулась ей в ответ и порылась в сумочке.

— Полагаю, вы переживаете за свои деньги? Вот, как договаривались. Надеюсь, вы не забудете обо мне в следующий раз.

Жена трактирщика сглотнула, опустила голову и быстро удалилась, засунув деньги в лиф платья.

— Значит, — рассерженно спросила Кэтрин, — вы заплатили этой женщине за то, что она рассказала вам обо мне?

— Я подумала, что будет лучше, если вы узнаете; называйте это, если угодно, началом вашего перевоспитания. От тех, кто питает иллюзии, мало пользы. — Миссис Харрельсон задумчиво посмотрела на нее. — Вы только ошибочно не считайте, что уже видели самое дно. Боюсь, вам еще многому предстоит научиться.

Выйдя из трактира, взяв с собой только одежду, Кэтрин прошла сотню футов вниз по улице, спустилась с холма и вошла в дом миссис Харрельсон, чтобы сказать, как эта женщина была неправа. Но потом передумала. Как жаркие августовские дни сменились золотой прохладой бабьего лета, так и она поняла, что в словах этой женщины была доля правды.

Разница между борделем, где девицы терпеливо ожидали визитов мужчин, и домом для любовных свиданий, где знатные мужчины могли арендовать приватную комнату, куда приводили приличных женщин, жен своих друзей, стала ей очевидна. Также она узнала, что, несмотря на свои претензии, в двухэтажном здании с отдельными входами миссис Харрельсон содержала и то, и другое. Она воочию убедилась, какое количество стирки требовалось для поддержания порядка в таком заведении и какую роль выстиранное белье играло для репутации борделя. Ведь в публичных домах существовала привилегированная система и от количества простыней, вывешиваемых на веревке на заднем дворе, зависело многое. Согласно этому критерию обитатели дома миссис Харрельсон были аристократами Натчеза-под-Холмом и вели себя соответствующим образом.

Очень немногие женщины были по-настоящему красивы, хотя все выглядели по-своему привлекательно. Большинство оказались тщеславными, ленивыми, эгоистичными и хваткими. Было несколько умных, хотя такие, по словам Бетси Харрельсон, обычно ненавидели мужчин. И гораздо меньшая часть по-настоящему была довольна своей работой. У многих женщин была своя, особая история пути к борделю — одна или две даже правдивые. На Кэтрин, ходящую по дому в черном платье, большом фартуке и изящном батистовом чепчике, когда она убирала, вытирала пыль и руководила чернокожими служанками, другие девушки смотрели с подозрением. Их возмущало то, что она не хотела стать одной из них. Они сердились на ее вероятное осуждение, были недовольны ее привилегированным положением, ее гордостью и свежим видом. В свойственной женщинам манере они строили догадки, что она неопытна в их деле или сочиняли небылицы о ней. Некоторые пытались сделать из нее личную служанку, требуя, чтобы она погладила их ленты, починила платья, уложила волосы и выполнила дюжину других мелких поручений. Они приходили в ярость от того, что она никогда не отказывала напрямую, но всегда увиливала и присылала другую служанку, чтобы та выполнила их задание.