Освободившись из тюрьмы, Кальтенбруннер направил свою деятельность на подготовку аншлюса. Нацистская идеология наталкивалась на сдержанность и даже решительное неприятие, пропаганда же союза с «великим братским народом» проходила легче. Она использовала привычные штампы братства по крови, расе, языку и отвечала давним желаниям большинства австрийского народа. Тот факт, что включение Австрии в состав Великого рейха поставит ее жителей под нацистское законодательство, старательно скрывался. А поскольку австрийцам была глубоко неприятна консервативная диктатура правительства Шушнига, они не были расположены придавать значение подобным деталям.

Во время этой акции, проводимой по указу Гитлера, Кальтенбруннер познакомился с Зейсс-Инквартом. Вместе с ним он готовил аншлюс и 11 марта 1938 года был назначен государственным секретарем по вопросам безопасности в кабинете Зейсс-Инкварта. Чуть позже, 12 марта в три часа утра, он встретил в венском аэропорту Асперн Гиммлера, представил ему краткий отчет, в котором доложил о полной победе нацистов, и поставил под его начало австрийскую организацию СС, руководителем которой он был. В день присоединения Австрии Гитлер назначил его бригадефюрером СС и шефом организации СС Дунайской области. Через полгода, 11 сентября, он был повышен в звании до группенфюрера СС. Тогда же он стал членом рейхстага.

Австрийская авантюра аншлюса была завершена, и Кальтенбруннер продолжил свою деятельность как образцовый эсэсовский чиновник. Назначенный Верховным командующим силами СС и полиции Верхней и Нижней Австрии и района Вены, а в апреле 1941 года – генерал– лейтенантом полиции, он стал почти «австрийским Гиммлером», однако без большой личной власти. Передавая и исполняя приказы Берлина, он был куда менее могущественным, чем Мюллер, Небе или Шелленберг. Тем не менее его положение предоставило ему возможности для осуществления идей, которые он мечтал реализовать в организации разведывательных служб. Он создал обширную сеть агентов, которая расходилась лучами к юго-востоку от Австрии, и мог готовить и направлять в Берлин обстоятельные доклады, обратившие на себя внимание Гиммлера и Гитлера.

Учитывая эти обстоятельства, Гиммлер пригласил Кальтенбруннера в Берхтесгаден в декабре 1942 года. Ему показалось, что этот человек, чья деятельность была полностью посвящена разведке, не сможет стать опасным для него соперником.

Предосторожность не бывает излишней, и Гиммлер уточнил в разговоре с Кальтенбруннером, что главной его задачей является создание широкой разведывательной службы. Кальтенбруннер возразил, что выполнение этой миссии будет нелегким из-за исполнительских функций. Гиммлер ждал этого ответа. Он разъяснил кандидату на высокий пост, что намерен по-прежнему осуществлять конкретное руководство РСХА, как делал это после смерти Гейдриха. С помощью таких «выдающихся специалистов», как Мюллер и Небе, это будет не таким трудным делом. «Вам не придется этим заниматься, – заключил он. – Вы сможете целиком посвятить себя разведывательной службе, то есть III и VI отделам».

Эта сделка удовлетворила амбиции обоих хитрецов: Гиммлер сохранял за собой эффективный и безраздельный контроль за всей работой полиции, а Кальтенбруннер мог наконец применить свои теории на практике, где подопытным кроликом выступала Европа. Одна из его излюбленных идей заключалась в том, что недостатки в работе германской разведывательной службы в значительной мере объясняются ее разделением на две ветви. Это безумие, говорил он, «отделить политическую разведку от военной». Этого нет ни в одной стране мира, за исключением Франции и Германии, которые совершили общую ошибку. Объединительная идея пробила себе дорогу и легла в основу решительной перестройки РСХА и окончательной победы партии над армией. Ограничение функций Кальтенбруннера было чисто формальным и предназначалось для того, чтобы оставить за Гиммлером право присматривать за внутренней деятельностью служб. От этого Кальтенбруннер не страдал, осуществляя и административное управление: подписывал общие приказы, придавая законную силу приказам об интернировании и казнях, а также общие директивы.

Человек, прибывший в Берлин в конце января 1943 года и взваливший на себя тяжелое наследство Гейдриха, был настоящим колоссом. При росте один метр девяносто сантиметров у него были широкие плечи и мощные руки со сравнительно небольшими кистями, способными, однако, раздавить камень. Массивный корпус венчался крупной головой с твердым, тяжелым лицом, словно высеченным из плохо обработанного куска дерева.

Массивный лоб не свидетельствовал о высокой интеллектуальности; маленькие темно-карие глаза с тяжелым блеском в глубоких орбитах наполовину прикрыты тяжелыми веками; широкий, прямой, словно вырезанный одним ударом рот с тонкими губами, огромный, квадратный, грубо вытесанный подбородок. Такие детали подчеркивали тяжеловесный и угрюмый характер этого человека. Таким был тогда Кальтенбруннер. Отталкивающее выражение его лица усиливалось глубокими шрамами, следами модных в дни его молодости дуэлей между студентами, считавшими шрамы признаком мужественности. Лицо его казалось недоступным для эмоций. Из мощной груди исходил глухой голос с сильным австрийским акцентом. Вскоре голос потускнел из-за злоупотребления алкоголем, ведь Кальтенбруннер, как и многие другие нацистские бонзы, был неисправимым алкоголиком, чем очень быстро снискал себе неприязнь Гиммлера. Он курил без остановки, «сжигая» по 80—100 сигарет в день. Его пальцы и ногти были коричневыми от никотина.

С десяти часов утра Кальтенбруннер начинал глотать шампанское и спиртные напитки, особенно коньяк, который ему присылали из Франции. Он вонзал в собеседника мутный, расфокусированный взгляд пьяницы, который смотрит, но не видит, потерявшись за пеленой смутных внутренних видений. Он пережевывал невнятные фразы, порой совершенно неразборчивые, – его дикция была ужасной, теряя звуки в желтых искрошившихся зубах. Несмотря на приказы Гиммлера, Кальтенбруннер так и не решился посетить дантиста – это действие, по всей видимости, было ему не «по зубам».

Гиммлер сознательно доверил Главное имперское управление безопасности человеку посредственному, ведь в его руках остались реальные рычаги управления. Можно было не бояться измены: Кальтенбруннер был фанатичным нацистом, слепо верующим в доктрину партии. Назначение на столь высокий пост было для него сладостным реваншем. Однако без помощи Шелленберга он никогда не увидел бы свои теории примененными на практике. На самом деле руководителем нацистской разведки был Шелленберг; он поддерживал с Гиммлером прямую связь, не считаясь с формальным иерархическим подчинением Кальтенбруннеру.

Но сам Кальтенбруннер воспринял свою роль всерьез. Он, как и его предшественник, был основным поставщиком человеческого материала в лагеря уничтожения. Но если Гейдрих иногда пытался хитрить, применять коварные обходные маневры, как это было во Франции и в Чехословакии, чтобы попытаться установить сотрудничество с частью населения на сложный период войны на Востоке, то Кальтенбруннер, неспособный разработать тонкую тактику, принялся за самые жестокие репрессии.

Он не чурался лично контролировать разработанные в лагерях средства уничтожения заключенных. Осенью 1942 года, еще будучи на прежней должности в Австрии, он проинспектировал лагерь Маутхаузен, где вместе с комендантом лагеря Зирайсом пожелал присутствовать при казни в газовой камере группы заключенных, наблюдая через специальное окошечко за тем, как они умирают.