происхождение делает их самих как бы тождественными». Валерий Максим пишет (кн. V. гл. 5): «Подобно тому, как первые узы любви влекут за собой получение множества величайших благодеяний, точно так следует полагать, что близкие родственники пользуются взаимными услугами». Общее право народов, по словам Юстина (кн. X), гласит о том, что брат наследует брату.

4. Если же нет ни того, от кого непосредственно перешло имущество, ни его детей, то остается обратиться к тем, кому, хотя и в меньшей степени, тем не менее вслед за указанными лицами полагается наследство, то есть к старшему родственнику и его детям, в особенности же постольку, поскольку таким образом наследство остается в среде ближайших родственников как того, о чьем наследстве идет речь, так и того, от кого непосредственно перешло имущество. То же говорил Аристотель в следующем месте: «Двоюродные братья и сестры и прочие родственники объединяются происхождением от общих родителей, будучи связаны таким происхождением одни – ближайшим, другие – более отдаленным родством».

X. Имущества благоприобретенные предназначаются ближайшим родственникам

1. Что же касается благоприобретенных имуществ, называемых у Платона «тем, что сверх удела», то, поскольку тут отсутствует долг воздаяния благодарности предкам, остается передавать эти имущества в наследство тому, кого следует считать наиболее дорогим для покойного. А это – ближайший к покойному по степени кровного родства[489]. Так, по словам Исея, у греков существовал обычай «имущество умершего передавать тому, кто ближе всего по рождению». Исей спрашивает: «Что может быть справедливее, чем передавать кровным родственникам имущество, принадлежавшее кровным же родственникам?» Тот же смысл находим у Аристотеля в главе второй его «Риторики к Александру».

«Лучше всего, – говорит Цицерон («Об обязанностях», кн. I), – человеческое общество и его узы сохраняются, если каждый оказывает более всего благоволения тому, с кем он всего теснее связан»[490]. Он же в другом месте непосредственно вслед за детьми ставит других ближайших родственников. То же делает Тацит. «Природе угодно, чтобы для каждого дороже всего были дети и близкие родственники». Цицерон, толкуя о кровных родственниках, заявляет: «Необходимое поддержание жизни составляет долг преимущественно по отношению к ним». Долг этот, однако, вытекает не из причитающегося им права, но из «достоинства». И опять-таки Цицерон, рассуждая о расположении к близким родственникам, добавляет: «Из этого расположения души возникли завещания и отказы умирающих». Он же говорит, что справедливее доставлять и оставлять наши избытки родственникам, нежели чужим. Амвросий («Об обязанностях», кн. I, гл. 30) указывает: «Следует одобрить также ту щедрость, согласно которой ты не пренебрегаешь родственниками своей жены»[491].

2. Наследование же без завещания, о чем мы толкуем, есть не что иное, как предполагаемое изъявление воли в молчаливом завещании. Квинтилиан-отец говорит в речи: «Важнейшее место в завещаниях занимают родственники; это сохраняет силу и в том случае, когда кто-нибудь умирает, не оставив детей и не составив завещания. Так обстоит дело не потому, чтобы имущество скончавшегося переходило к ним по справедливости, но потому, что открывшееся наследство, как бы оставшись на распутье, по-видимому, не может достаться никому из более близких». Сказанное о благоприобретенном имуществе, а именно то, что оно естественно должно переходить к ближайшим родственникам, в равной мере относится также к имуществам, доставшимся от отца и деда, если ни самих тех, от кого исходят имущества, ни их детей уже нет в живых, так что оказание им благодарности уже не может иметь места.

XI. Разнообразие законов о наследовании

1. Хотя изложенное нами здесь и в высшей степени согласно с естественными презумпциями, тем не менее не составляет необходимого следствия по естественному праву. В связи с тем, что воля человеческая обычно изменяется под влиянием различных побудительных причин, возникают большие различия в договорах, законе, правах. Одни из них допускают наследование в определенных степенях родства, в прочих же не допускают[492]; в некоторых из них принимается во внимание, от кого исходят имущества, в других это служит дополнительным условием. Бывает так, что первородство имеет преимущество перед прочими основаниями, как у евреев; бывает и так, что все дети участвуют в наследовании на равных правах. В ряде стран в расчет принимаются только родственники по мужской линии [агнаты]; в других же к наследованию призываются любые кровные родственники [когнаты] наравне с родственниками по мужской линии. Пол также кое-где имеет значение, а кое-где не имеет; в иных местах кровные родственники призываются к наследованию в ближайших степенях, в других – в более отдаленных степенях. Излагать все это подробно не входит в нашу задачу.

2. Необходимо, однако же, всякий раз, когда не имеется никаких явных признаков волеизъявления, полагать, что каждый намеревался распорядиться своим наследством, таким образом, как предусмотрено законом или народным обычаем. Так нужно полагать не столько в силу веления власти, сколько на основании предположения о воле покойного, которое имеет силу также и для тех, в чьих руках находится верховная власть. Ибо следует помнить, что и они считают наиболее справедливым по отношению к своим имуществам то, что сами они утвердили законами или одобрили в обычаях применительно к делам, где им не может грозить ущерб.

XII. Каково престолонаследие в наследственных монархиях

При рассмотрении вопроса о престолонаследии следует отличать наследственные монархии с неограниченной властью от тех, форма правления которых зависит от согласия народа; об этом различии мы распространились выше.

Царства первого рода могут делиться между мужчинами и женщинами[493], что, как мы видим, имело место в Египте и Британии[494]. Лукан говорит:

Не придавая значения полу

Власть царицы Фарос несет.

О бретонцах Тацит сообщает: «Они не делают разницы между полами в вопросе о верховной власти». И приемные дети наследуют наравне с настоящими детьми в силу предполагаемой воли родителей. Так, Эпалу, царю локров, стал наследником на царстве в результате усыновления Гилл, сын Геркулеса (Страбон, кн. IX). Молосс, внебрачный сын[495] Пирра, не имевшего законных детей, унаследовал по воле своего отца Эпирское царство (Павсаний, I). Об усыновлении Филиппа для наследования им Скифии вел переговоры царь Атэй (Юстин, кн. IX). Югурта, внебрачный, но узаконенный сын, унаследовал трон в Нумидии (Саллюстий, «Югурта»). Мы читаем также о том, что для наследования царств, которые стяжали оружием готы и лангобарды, было достаточно усыновления преемника (Кассиодор; Павел Диакон, «История лангобардов», кн. VI). Наконец, царство переходит даже к тем ближайшим родственникам последнего управителя, которые не связаны кровным родством с родоначальником династии, коль скоро такой порядок престолонаследия принят в соответствующих местах. Так, по словам Митридата у Юстина (кн. XXXVIII), Пафлагония перешла по наследству к его отцу, поскольку там вымерли все местные цари.

XIII. Если такие монархии неделимы, то заслуживает предпочтения старшинство рождения