Иран, как нам известно из газет, имел, по крайней мере до недавнего времени, весьма завидное политическое положение в Средиземноморском регионе: в секторе Газа, контролируемом группировкой ХАМАС, в Южном Ливане, находящемся под контролем организации «Хезболла», и в баасистской Сирии. Тем не менее одна интерпретация течения истории и географии предполагает распространение влияния Ирана во всех направлениях. Во дворце правителей персидской империи VI в. Сасанидов в Ктесифоне, к югу от современного Багдада, у подножия шахского трона были свободные места для императоров Рима и Китая, а также лидера центральноазиатских кочевников, на случай если эти правители явятся просить о милости царя царей.[407]Амбиции иранских правителей со временем не уменьшились, и в этом плане духовенство, в руках которого сегодня власть, очень похоже на покойного шаха. Кроме того, Иран — это не какое-то новообразование XX в., сочетающее в себе интересы семьи и религиозную идеологию и ограниченное к тому же произвольными границами, как, например, Саудовская Аравия. Территория Ирана как государства практически полностью совпадает с Иранским нагорьем — это, как выразился историк из Принстонского университета Питер Браун, своего рода «Ближневосточная Кастилия», развитие цивилизации которой распространяется далеко за ее географические пределы. Иран был первой супердержавой древнего мира. Персидская империя, даже во время осады Греции, «развернулась, как хвост дракона, до самого Окса, Афганистана и долины Инда», — пишет Браун.[408]Мнение В. В. Бартольда, крупнейшего российского востоковеда, жившего на рубеже XIX и XX вв., подтверждает это. Говоря о Большом Иране как о территории между Евфратом и Индом, он называет курдов и афганцев исконно иранскими народами.[409]

Из древних народов Ближнего Востока только у евреев и иранцев «есть тексты и культурные традиции, дожившие до современности», — пишет лингвист Николас Остлер.[410]Персидский язык (фарси) в отличие от многих других не был вытеснен арабским и сейчас существует в том же виде, что и в XI в., хотя и перенял арабское письмо. Иран как национальное государство и развитая цивилизация имеет более древнюю историю, чем большинство регионов арабского мира и все страны Плодородного полумесяца, включая Месопотамию и Палестину. Иными словами, в Иране нет ничего искусственно созданного — само наличие соперничающих центров власти в рамках его клерикального режима говорит о более высоком уровне институционализации, чем где-либо еще в регионе, за исключением Израиля и Турции. Как Ближний Восток является четырехугольником, где сходятся Африка и Евразия, то есть «мировой остров», Иран — то самое ближневосточное место глобального соединения. «Ось» Хэлфорда Маккиндера нужно переместить с центральноазиатских степей к югу от них, на Иранское нагорье. Вовсе не удивительно, что Индия и Китай, чьи военно-морские силы в определенный момент XXI в. могут разделить господство над евразийскими морскими путями, вместе с ВМФ США всячески обхаживают Иран и стараются угодить ему. Хотя Иран значительно меньше по размеру и количеству населения, чем эти две державы, или Россия, или Европа, если уж на то пошло, он из-за ключевого географического положения на Ближнем Востоке — как в плане расположения, так и населения и энергетических ресурсов — также имеет первостепенную важность для геополитики.

Существует также то, что британский историк Майкл Эксуэрси называет «иранской идеей», которая, по его словам, в такой же мере относится к культуре и языку, как к нации и территории.[411]Он имеет в виду, что Иран является цивилизационной точкой притяжения, какими были древние Греция и Китай, привлекающей народы и языки на свою лингвистическую орбиту, что, другими словами, является самой сутью идеи мягкой силы и так хорошо отражает концепцию Уильяма Мак-Нила о влиянии одной культуры и цивилизации на другую. Дари, таджикский, урду, хинди, бенгальский и иракский арабский языки либо являются вариантами персидского языка, либо сложились под значительным его влиянием. То есть можно проехать от Багдада до Калькутты и все равно остаться в пределах некой разновидности персидской культурной сферы. И лучше нам в этом разобраться поможет беглый взгляд на историю Ирана, с особым вниманием к старым картам.

Большой Иран зародился в конце VIII — начале VII вв. до н. э., когда ираноязычный народ мидийцы при содействии скифов основали в Северо-Западном Иране независимое государство. К концу VII в. до н. э. Мидийское царство уже простиралось от Центральной Анатолии до Гиндукуша (от Турции до Афганистана), а на юге оно доходило до Персидского залива. В 549 г. до н. э. Кир (Великий), царь из персидского рода Ахеменидов, захватил столицу Мидии Экбатану (Хамадан) в Западном Иране, подчинив впоследствии империи Ахеменидов всю Западную Азию от Средиземноморья и Анатолии до Сырдарьи. Карта империи Ахеменидов, управляемой из Персеполиса (возле Шираза) в Южном Иране, показывает древнюю Персию в период ее расцвета в VI–IV вв. до н. э. Страна простиралась от Фракии и Македонии на северо-западе и Ливии с Египтом на юго-западе до самого Пенджаба на востоке; и от Закавказья и Каспийского и Аральского морей на севере до Персидского залива и Аравийского моря на юге. Таким был регион «от Босфора до Инда», включая Нил. До этого подобной империи в истории человечества не существовало. Отношение Запада к Древнему Ирану определяется в основном войнами между Персией и Грецией в V в. до н. э., причем мы симпатизируем более прозападным грекам, а не азиатам-персам. Также верным является тот факт, что «Ойкумена», как отмечает Маршалл Ходжсон, в условиях относительного мира, терпимости и независимости Персии Ахеменидов и последующих империй, обеспечила прочное основание для появления и процветания великих религий и вероисповеданий.[412]

«Парфяне, — пишет Майкл Эксуэрси, — воплотили в себе самое лучшее, что было в иранском духе признание, приятие и терпимость по отношению к многообразию и сложности культур народов, которыми они правили».[413]Проживавшие в северо-восточном иранском регионе Хорасан и примыкающей к нему пустыне Каракум ираноязычные парфяне правили в период между III в. до н. э. и III в. н. э., контролируя территорию от Сирии и Ирака до Центрального Афганистана и Пакистана, включая Армению и Туркменистан. Таким образом, скорее Парфянская империя, а не царство от Босфора до Инда или от Нила до Окса, как Персия Ахеменидов, представляет собой более реалистичную перспективу Большого Ирана в XXI в. И это не обязательно плохо. Ибо Парфянская империя была крайне децентрализована и представляла собой зону не прямого правления, а скорее, сильного влияния, которое значительным образом опиралось на искусство, архитектуру и административную практику, доставшиеся в наследство от греков. Что касается сегодняшнего Ирана, не секрет, что его клерикальный режим вызывает опасения, но демографические, экономические и политические силы в равной мере динамичны, а основная масса населения довольно толерантна по отношению к другим народам.