Протиснувшись через этот узкий просвет, Гордон громко крикнул, и туркмены едва не застрелили его, прежде чем узнали своего вожака. Он шел им навстречу, таща за собой упиравшегося Йогока, и туркмены в немом изумлении уставились на дрожащего жреца и девушку в изодранном платье. Ясмина лишь мельком взглянула на них — они были волками, чьих клыков она не боялась, и все ее внимание целиком было сосредоточено на Гордоне.

Продолжая отстреливаться, туркмены начали все ближе подтягиваться к потайному выходу из ущелья.

— Они подкрались к нам в темноте, — хмуро сказал Орхан-хан, пытаясь перевязать кровоточащую рану на руке. — Они окружили ущелье, прежде чем наши часовые их заметили. Они перерезали горло часовым, которых мы поставили у самого входа в ущелье, и вошли в него. Они могли бы всем нам перерезать горло, пока мы спали, ведь мы не видели их, а они видят в темноте, как кошки! Но все же кто-то из наших заметил их и открыл огонь, но все равно они нас уничтожат. Что нам делать, Аль-Борак? Мы в ловушке! Мы заперты со всех сторон! На скалы нам не подняться, а выход из ущелья закрыт. Мы могли бы здесь продержаться еще какое-то время — для коней тут есть и вода, и трава, но у нас уже почти кончились запасы еды, да и патронов осталось совсем немного.

Гордон взял ятаган из рук одного из туркмен и протянул его Ясмине.

— Следи за Йогоком, — сказал он ей. — И заруби его, если он попытается убежать.

По тому, как сверкнули ее глаза, Гордон догадался, что утонченная девушка поняла наконец значение и ценность реального действия. Йогок злобно взглянул на нее, но тут же опустил глаза — теперь он боялся Ясмину не меньше, чем Гордона.

Взяв ружье и горсть патронов, Аль-Борак подобрался к огромному валуну недалеко от входа в ущелье. Он увидел там лежавших среди камней троих мертвых туркмен, неподалеку стонало еще несколько раненых. Киргизы, перескакивая от камня к камню, подбирались все ближе, но соблюдали осторожность, не желая напрасно рисковать жизнью. А со стороны города тем временем к ущелью подтягивался отряд всадников, скачущих во весь опор среди сосен.

— Надо выскочить из этой ловушки прежде, чем монахи соединятся с киргизами! — крикнул Гордон. — Кочевники плохо знают эти горы. И нельзя допустить, чтобы монахи показали им тайные ходы.

Он увидел, как монахи уже начали карабкаться по скалам, крича что-то киргизам. Гордон позвал своих людей, и, быстро отобрав лучших коней, он приказал отвезти Ясмину и жреца в пещеру. Орхану он велел лично сопровождать Ясмину, и туркмен, уже всецело доверявший своему вожаку, молча повиновался, поступив целиком в распоряжение женщины.

С ними отправились трое, и еще трое остались с Гордоном у входа в ущелье. Его присутствие вселило дух в отчаявшихся туркмен, которые с новой силой начали стрелять по подбиравшимся со всех сторон врагам.

Когда последний из сопровождавших Ясмину людей скрылся в пещере, Гордон знаком приказал остальным подтягиваться туда же. Продолжая стрелять, американец проследил за последним скрывшимся в пещере туркменом и кивнул тем троим, что были рядом с ним. Они поняли его без слов и молча, один за другим, исчезли в узком тоннеле. Гордон остался один.

Перескакивая от камня к камню и отстреливаясь, он добрался до потайного выхода. Оглянувшись в последний раз, он нырнул в полутемное чрево пещеры и через несколько мгновений оказался в треугольной расщелине, затем в пещере и, наконец, на краю огромного каньона, где его ждали остальные. Чертыхаясь про себя оттого, что не может быть в двух местах одновременно — в начале колонны, где были Ясмина и жрец, и в хвосте, где надо было поминутно оглядываться, ожидая преследования, — Гордон стал напряженно вглядываться вперед. К своему облегчению, он увидел, что Ясмина спокойно едет рядом с Йогоком, приставив нож к его горлу.

Видимо, она поклялась жрецу, что немедленно убьет его, как только киргизы высунутся из пещеры, и Йогок, вне себя от страха, визгливым голосом подгонял туркмен двигаться как можно быстрее. Гордон усмехнулся и тоже прикрикнул на плетущихся в хвосте туркмен.

Они уже прошли почти с полмили, и, когда свернули с хребта, Гордон задержался, оставшись один. Он увидел, как на пространство каньона из пещеры выскочили киргизы, и, вскинув ружье, дал по ним первый залп. Расстояние было слишком большим, и он промахнулся, что бывало с ним крайне редко: попал в лошадь вместо седока. Бедное животное взвилось на дыбы, огласив горы диким ржанием; еще несколько коней киргизов тоже вздыбились и в панике начали теснить друг друга.

Горный кряж был слишком узким, и кони вместе с всадниками один за другим начали падать в пропасть. Остальные киргизы тут же поспешили укрыться обратно в пещеру, выжидая более подходящий момент. Через некоторое время один из них осмелился выглянуть наружу, но выстрел из ружья Гордона сразу же пресек эту попытку.

Оглянувшись, Гордон увидел, что его люди уже преодолели узкий хребет вдоль каньона и поднялись по тропе на выступ. Он пришпорил коня и помчался вслед за ними. Это было очень рискованно, но у Гордона не было выбора — если бы он ехал медленнее, у киргизов было бы время высунуться из укрытия и обнаружить, что никто им больше не препятствует. Получить пулю в спину американец не хотел и гнал своего коня во весь опор, рискуя каждый миг свалиться в пропасть. Но конь его не подвел — он чувствовал себя в горах не хуже горных овец, безо всякого страха уверенно преодолевающих самые головокружительные переходы.

Большинство туркмен шли пешком, ведя коней под уздцы. Они то и дело огладывались на Гордона, стремительно приближавшегося к ним, со страхом ожидая, что он вот-вот свалится с обрыва в бездну. Но Аль-Борак, несмотря на то что глаза его закрывались от смертельной усталости и недостатка сна, быстро преодолев опасную тропу, подъехал к ним живой и невредимый, а киргизы за это время так и не успели еще выглянуть из пещеры.

Ясмина стояла неподвижно, не отрывая глаз от Гордона и судорожно сжимая кулаки. Он улыбнулся ей, и она ответила ему слабой улыбкой. Гордон окинул взглядом своих туркмен и увидел, что многие из них едва держатся на ногах от голода и усталости. Он и сам устал не меньше их, но усилием воли заставлял себя двигаться дальше, не давая ни себе, ни другим ни малейшей передышки.

Они продвигались все дальше и дальше, слыша позади себя приглушенные расстоянием крики, — киргизы наконец осмелились выйти из укрытия и пуститься в погоню за своими врагами. Но они не были столь безрассудны и отчаянны, как Гордон и его люди, и рисковать жизнью понапрасну не хотели, поэтому двигались черепашьим шагом, стараясь все же не упускать врага из виду.

Заснеженная вершина горы Эрлик-хана становилась все ближе, величественно возвышаясь над остальными горами, и Йогок, когда Гордон спросил его о дальнейшем направлении, ответил, что путь к спасению лежит именно через эту гору. Больше он из себя выдавить не мог — серый от страха, он думал лишь о том, как спасти свою жизнь. Он в равной степени боялся и Гордона с его свирепыми туркменами, и монахов с киргизами, которые если догонят их, то узнают, что жрец предал богиню.

Люди и кони едва брели, шатаясь от изнеможения и стараясь удержаться на ногах под сильными порывами ветра, едва не сносившего их в пропасть. Теперь они уже спускались вниз по извилистой тропе, прямо к подножию горы Эрлик-хана. Надвигалась вечерняя мгла, и ехать становилось все труднее, но цель уже была близка.