Я до боли прикусил губу. Нельзя бояться. Нельзя переживать. Мистер Смоллет из-за меня провалит дело… Но как же за него не бояться?

На полу шевельнулся Берт. Первый помощник отпустил меня и качнулся к пилоту. Без сил рухнул рядом на колени, провел рукой по широкому стриженому затылку. Забрал себе столько жизни, сколько мог. Перешел к планет-стрелку. Проверил пульс и затем осторожно, двумя пальцами отнял тот небольшой запас сил, что успел накопить Том Грей. Вернулся ко мне, прижал к спине ладонь, от которой исходило успокаивающее тепло.

— На тебя людей не хватит, — прошептал мистер Эрроу. — Нечего психовать; лучше по-быстрому проверь, как там Сильвер. Там, — повторил он с нажимом, и я понял. — Мигом.

Снова вечерний луг — потемневший, промозглый. Ели-ели вокруг почти черные, и сквозь туман не видно звезд над головой.

— Юна-Вэл! — позвал я, и она появилась.

Нагая, избитая в кровь, с обожженной кислотой грудью, она сидела в траве, подвернув под себя ноги.

— Юна! — я метнулся к ней, срывая с себя куртку. Набросил ей на плечи, укутал.

— Уйди, — безжизненно, как сумасшедший навигатор Тон-Тон, проговорила она.

— Что с тобой?

— Я просила остановить Александра. А ты… — Юна-Вэл провела языком по разбитым кровоточащим губам. — Ты вот что сотворил.

Она так себя ощущает потому, что я ее не послушался?

— Юна, в любых катастрофах в первую очередь спасают женщин и детей.

Луговые глаза посмотрели мне в лицо. Взгляд, от которого сделалось холодно.

— Не смей больше ко мне приходить. Никогда.

Так и знал, что этим кончится. Я вернулся на «Испаньолу». Сильвер ничком лежал на полу; даже дыхания не было заметно.

— Как он? — спросил мистер Эрроу вполголоса.

— В бешенстве. — Меня тянуло подойти к «бывшему навигатору», что-то объяснить, оправдаться. Бесполезное дело.

Я глянул на мистера Смоллета. Крысы! Мощные сгустки тьмы сновали у ног капитана, перемигивались фиолетовыми огнями. Он их не видел — откинув голову, он всматривался куда-то вверх, в черноту открытой пасти корабля.

— Стоять! — мистер Эрроу перехватил меня, не позволив рвануться к капитану.

Он сомкнул руки у меня на поясе, прогоняя тревогу, вселяя спокойствие и уверенность. А с двумя перепуганными — со мной и с Сильвером в придачу — ему бы точно не сладить. Счастье, что я станнером запасся…

Провал в стене лилово затлел, изнутри дохнуло сухим тростником.

— Я виноват, — убежденно проговорил мистер Смоллет. — Накажите меня; забирайте — но меня одного. Пощадите Джима и Сильвера. Отпустите их. Отпустите обоих.

Помню, когда был на контурах, я точно так же взывал к Чистильщикам, просил пощадить Юну-Вэл…

Капитан вдруг пошатнулся, как будто на плечи ему рухнула огромная тяжесть, схватился за край тлеющего лиловым провала.

— Накажите меня! — крикнул он, а венцы у крыс вспыхнули розовым светом, твари взмыли в воздух и облепили его: сели на шею и плечи, на спину, на бедро, под коленом. — Накажите меня! Я прошу! — выкрикнул мистер Смоллет, клонясь под тяжестью чего-то незримого, навалившегося убийственной глыбой.

Юна была права. Наш капитан погибнет, отправится к Чистильщикам вместо нее… и вместо меня. Рука дернулась к оружию. Нет станнера. Вытащен.

— Уймись, — свирепо тряхнул меня первый помощник.

Он знал, понял я. Наперед знал, как поступит мистер Смоллет. И лгал, уверяя, будто все кончится хорошо.

Я сам говорил, что в первую очередь спасают женщин и детей. Женщин — да. Но я-то не ребенок.

— Уймись, — процедил мистер Эрроу, и я подчинился.

Сцепив зубы, смотрел, как ломается под невидимым грузом худощавая фигура в светлом кителе, как подгибаются колени нашего капитана, как он сползает по стене, упирается руками, чтобы не завалиться на бок. Длинные концы его черного шарфа мели пол, белые волосы упали на лоб, прилипли к мокрой коже. Ухмыляющаяся пасть «Испаньолы» раскрылась шире, нижний край оказался вровень с палубой, из нее ударил порыв теплого ветра. Белые стены зала порозовели, и ярче вспыхнули венцы прилепившихся к мистеру Смоллету крыс.

От верхнего края пасти отвалился шмат лилово тлеющего студня, шлепнулся возле мистера Смоллета. Зашевелился, стягиваясь в круглый ком. Наш капитан выпрямился на коленях. Ком тоже стал вытягиваться вверх, приобретая форму человеческого тела. Внутреннее лиловое свечение потухло, и фигура на полу сделалась черной. В этой черноте тонул внешний свет, но я различил подробности: такой же китель, как у мистера Смоллета, завязанный узлом длинный шарф, те же черты лица. Только крыс на пришельце не было.

— Я виноват, — сказал наш капитан стоящему на коленях двойнику. — Забирайте меня. — Он поднялся; лицо исказилось от усилия.

Подвижный студень перетек из согнутых ног в туловище и обратно, ноги вытянулись, выпрямились, и чужак опять стал точной копией мистера Смоллета.

От края лилового провала отвалился второй тлеющий шмат, упруго задрожал на палубе. Капитан отпрянул, и его двойник шагнул следом — не отрывая от палубы ног, плавно перетекая на новое место. Чуть слышно ахнул мистер Эрроу. Шмат живого студня быстро собрался в человеческую фигуру, лежащую ничком на полу. Второй Сильвер. Мэй-дэй!

— Так должно быть? — шепотом спросил я.

— Да, — ответил первый помощник.

Опять солгал; я понимал это, но мне надо было ему верить. Потому что капитан Смоллет приказал не бояться, и потому что он хотел спасти нас с Юной-Вэл. Ради Юны я был согласен, чтобы за мою жизнь он заплатил своей.

Прилепившиеся к капитану крысы соскочили, притушили венцы. Мистер Смоллет метнулся к чужакам, встал между своим двойником, перетекающим в новую позу, и тем, что лежал ничком. Крысы лениво двинулись за капитаном, с явной неохотой взяли в кольцо.

— Забирайте, черт вас возьми! Убейте. Ну?

Его двойник утратил форму, стек вниз и улегся на палубе второй копией «бывшего навигатора». Похоже, Сильвер им нравился гораздо больше, и они сосредоточились на нем, готовясь его забрать. Действие станнера проходит, и Юна-Вэл в полную силу ощущает свой страх за капитана? Ее любовь сильнее самовнушенного чувства вины, которое испытывает мистер Смоллет?

— Пустите, — я хотел сбросить руки мистера Эрроу.

— Нет.

Вселенное им спокойствие не давало испугаться по-настоящему, и мысль, что Юна-Вэл сейчас погибнет, была холодной и как будто чужой. Не задохнуться от ужаса, не ощутить вину, не переманить Чистильщиков к себе.

Крысы мистера Смоллета выцветали, готовясь исчезнуть; их фиолетовые венцы потухли. Зато два вытянувшихся ничком чужака затлели белесым светом, как стены «Испаньолы» при запуске RF-тяги. И мертвенно засветился черный шарф и нашивки на кителе капитана.