* * *

Никто из пришедших на смену Хубилаю императоров из одновековой династии Юань не смог и в дальнем приближении сравняться с ее основателем. Следующему по счету императору Чэн Цзуну, внуку Хубилая, пришлось вооруженным путем доказывать ханам других улусов, что он не только Сын Неба, но и главнее всех на том пространстве, что осталось еще от монгольской империи — то есть еще и Великий хан. Он получил хорошее конфуцианское воспитание, но любил выпить. Внутри страны смут не было, но возникали экономические трудности, связанные с межмонгольскими конфликтами и неразумным печатанием бумажных денег.

Фарфоровая ваза (Юань, XIV в.)

Монголы с большим трудом вживались в китайскую цивилизацию. Кто-то из императоров, проникнувшись ощущением своих степных корней, отменял систему экзаменов. Кто-то, преклоняясь перед Конфуцием, ее восстанавливал и старался устроить свой двор на добротный ханьский манер. Император Вэнь Цзун (правил в 1328–1332 гг.) был не только истовым конфуцианцем, но и хорошим поэтом, искусным каллиграфом и увлеченным собирателем живописи. Он учредил ежегодную премию для «мужчин и женщин, прославившихся своим благочестием и честностью».

Но какой бы культурной ориентации ни придерживался повелитель, ситуация отягчалась перманентно, от царствования к царствованию. Иногда при смене власти вспыхивала борьба за трон, и двору становилось не до управления страной — такая ситуация неопределенности могла продлиться довольно долго. Упоминавшийся уже император Жэнь Цзун изо всех сил пытался бороться с кризисом финансовой системы (полным обесцениванием бумажных денег). А монгольская знать в это самое время до хрипоты отстаивала свое право на получение от него богатых даров — и казна легчала пуще прежнего. Молодой повелитель Ин Цзун (правил в 1320–1323 гг.) решился-таки, издал указ об отмене этой порочной благотворительности — и был зарезан разгневанными князьями, ворвавшимися в его спальню. Армия чиновников, с ученой степенью или без, разрослась и все глубже погрязала в коррупции. И по-прежнему очень мало внимания уделялось содержанию в порядке систем ирригации и плотин.

А Природа, как всегда в таких случаях, не стояла бесстрастно в стороне. Череда необычайно студеных зим привела к голоду. Тут же подоспела «черная смерть» — чума, выкосившая примерно в то же время и Европу (но попала она туда, скорее всего, именно из Китая — хотя винить за это надо не китайцев, а крыс и купеческие корабли).

В 1334 г. Хуанхэ, не обращая никакого внимания на донельзя обветшавшие преграды, в очередной раз стала приискивать себе новое русло. Жертвы исчислялись сотнями тысяч. В подобных ситуациях трещали троны и под природными ханьцами — что уж говорить о чужеродной Юань? Появлялись устойчивые очаги восстаний. Припоминались старые патриотические песни, сочинялись новые. Творческие интеллигенты-нонконформисты стали сочинять драмы не о проказах куртизанок, а о страданиях и подвигах героев, подобных Юэ Фэю. Очень кстати появился один из самых знаменитых китайских романов «Троецарствие», повествующий о подвигах почти что былинных китайских богатырей. Астрологи и уличные гадатели уверенно предвещали: «что-то будет» — и еще больше будоража умы и души.

* * *

Юаньские власти хотели, как лучше, а вышло… совсем не так, как хотели. Они удосужились, наконец, заняться обузданием Хуанхэ. Для этого были согнаны огромные толпы крестьян. Которые и так были изрядно озлоблены, а скопом представляли из себя совсем уже взрывоопасную массу — и, скорее всего, их плохо кормили. Благо, нашлись и вдохновители.

Буддийское тайное общество «Белый лотос» давно уже ожидало пришествия Майтрейи — «Будды грядущего» и начала «счастливой эры». А следуя манихейским влияниям, «Белый лотос» это грядущее счастье связывал с воцарением новой династии Мин, что значит «Светлая». Как раз к тому времени, чтобы не сидеть в ожидании пришествия сложа руки, секта приступила к широкой пропаганде борьбы с чужеродной властью и к формированию «красных войск».

Почин пришелся как нельзя более кстати — скопившиеся на берегах Хуанхэ крестьяне дружно надели на головы красные повязки и объявили себя красноармейцами. Затем спрос породил предложение — один из руководителей восстания Хань Шаньтун оказался отпрыском династии Сун, а потому был провозглашен императором. Во главе боевых отрядов встал Лю Футун из братства «Белого лотоса». Интересно, что юаньские власти осуждались восставшими не столько с национальных, сколько с конфуцианских позиций: «В стране правят подлость и лесть… воры стали чиновниками, а чиновники — ворами». Победоносные «красные войска» развернулись по всему Северу: заняли Кайфын, дошли до Великой стены и подступали к столице.

В центральных районах тоже выступили навстречу Майтрейе с оружием в руках. Здесь было много крупных городов, и их население присоединялось к восставшим. Движение было направлено не только против юаньских властей, но и против владельцев больших поместий. Во главе его стоял сначала Го Цзясин, отец которого был странствующим предсказателем, а мать слепой нищенкой. В 1355 г. он погиб, и тогда командование принял на себя Чжу Юаньчжан (1328–1398 гг.). Крестьянский сын, на чью долю выпало немало жизненных невзгод, он рано осиротел (родителей унесла чума) и поступил послушником в буддийский монастырь, где фактически находился на положении слуги. Но человеком он сумел стать высокообразованным. Чжу Юаньчжану суждено было великое будущее — стать основателем той самой вожделенной «светлой» династии.

Но до этого предстояли еще годы борьбы. Пока же повстанцы Центра признавали Хань Шаньтуна достойным правопреемником сунской династии (хотя их собственный предводитель Чжу Юаньчжан не исключал, что он сам и есть Майтрейя). А монголы были не теми людьми, чтобы вникать в чужие родословные и мистические чувства. Они не собирались уступать то, что давно уже считали своим кровным. Юаньский двор стал выдвигать на самые высокие государственные посты китайцев — надо сказать, что значительная часть северных чиновников-ханьцев сохраняла верность правящей династии. Для битв с «красными войсками» собирались отборные части. Усилия правительства не пропали даром: в 1363 г. северный главком Лю Футун пал в битве, значительная часть его армии была уничтожена.

А вот Чжу Юаньчжан одерживал победу за победой. И он мог положиться на местных китайских чиновников, выбирая из их среды себе советников — в отличие от своих северных коллег, в массе они не желали и дальше признавать императора-монгола Сыном Неба (будь он хоть заодно и сыном китаянки).

В 1368 г. Чжу Юаньчжан, обосновавшийся в Нанкине, был провозглашен первым императором династии Мин. В том же году его войска вступили в Пекин. Разбитый монгольский владыка бежал в те самые степи, из которых полтора столетия назад начал свой кровавый поход «Сотрясатель вселенной» Чингисхан. Однако в оставленной им Поднебесной окончательное замирение наступило только через 20 лет — в провинциях хватало самостийников различной национальной принадлежности (особенно крепко держались монголы в Сычуани и Юань-нани). Когда это наконец закончилось, подавляющее большинство монголов стало обитать там, где им и приличествует — в родных монгольских степях (ныне это государство Монголия и провинция КНР Внутренняя Монголия).