Имел подобное намерение и Хубилай, но, прослышав об этом, высокопоставленные соплеменники подняли громкий ропот. Тогда слишком еще многие из них полагали: что китайцу хорошо, то монголу смерть. А если уж брать китайца на службу, то только по воле начальника-монгола, а не руководствуясь каким-то там вздором вроде объективной оценки знаний. Пусть знает свое место и трепещет перед своим господином и благодетелем.

Однако в 1291 г. вышел указ об устройстве школ и академий, о регламентации их деятельности. Свои школы появились и у монгольских детей и юношей: они обучались по облегченной конфуцианской программе на родном языке (были сделаны переводы: монголы, благодаря уйгурам, в XII в. обзавелись своей письменностью).

Когда же при юаньском императоре Жэнь-цзуне (правил в 1312–1320 гг.), который сам получил конфуцианское образование, введена была наконец система экзаменов, монголы и иностранцы сдавали их опять же по особой, упрощенной программе (это помимо того, что за ними был сохранен ряд привилегий при назначении на службу). К положительным моментам надо отнести то, что практичные монголы ввели ряд специальных экзаменов. Особенно следует отметить такой предмет, как медицина: постоянно воюющим монголам врачебная помощь была частенько необходима, а китайцы накопили в этой области огромный багаж знаний — как практических, так и теоретических.

Театральная сцена (вырезка из бумаги)

* * *

Академии и при монголах сохраняли свой довольно свободный внутренний уклад, поэтому стали спасительным убежищем для многих ученых, особенно южноханьских. Здесь широко велось преподавание, здесь не только собирали старинные книги, но и издавали их. Были составлены истории династий Ляо, Цзинь и Сун, причем по заказу не кого иного, как императорского дворца: монголам важно было подчеркнуть, что и их династия Юань вполне органично укладывается в этот славный ряд. Вот только тот факт, что династия Ляо — киданьская, Цзинь — чжурчжэньская, а Сун — китайская, но свергнутая монголами, вызвал вокруг книг не только научно-историческую, но и общественную дискуссию.

Столетие монгольского засилья нельзя назвать благодатным для китайской культуры, но нельзя и не отметить достижений в области литературы и особенно театра. Мы уже отмечали, что отстраненные или отстранившиеся от практических дел ханьские интеллектуалы не были при этом лишены возможности жить творческой жизнью. А для простых китайцев жизненно необходимой отдушиной стали театральные представления и всякие уличные зрелища. Разыгрываемые пьесы не были наполнены глубоким смыслом, тем более не содержали призыва к борьбе — впрочем, дойдет дело и до этого, но пока требовалось другое. Сценическое действо было красочным, наполнено веселыми песнями и танцами. Сюжет, как правило, облегченный и увлекательный, зачастую «с перчиком». Так, героиня одной пьесы — куртизанка, чтобы спасти свою подругу от вздорного тирана-мужа, убеждает его дать ей развод — в обмен на обещание, что она сама займет ее место. При этом делится с публикой своими сомнениями:

Заканчивается все самым распрекрасным образом: героиня в последний момент отказывается от своего обещания, самодур вне себя бежит в суд, а мудрый судья, разобравшись в сути дела, приговаривает его самого к плетям и лишению почетного ранга.

* * *

Хубилай, верный «Ясе» Чингисхана, обязывающей монголов не давать оружию ржаветь, совершил немало агрессивных походов в разных направлениях. Покоренная (во многом из-за внутренних распрей) Корея стала базой для вторжения в Японию.

В 1274 г., еще не одолев окончательно Южную Сун, Хубилай стал требовать от японского сегуна (правителя) из рода Ходзе признания вассальной зависимости и выплаты дани. Получив отказ, он направил на завоевание островов флот, ведомый корейскими моряками, с большим числом воинов. Монголы захватили два небольших острова, после чего высадились на более значительном — Кюсю, что на юге архипелага. Японский гарнизон бесстрашно вступил с ними в бой, мешая высадке. Бились самураи доблестно, невзирая даже на то, что пришельцы извергали на них снопы пламени из огнеметательных орудий. В бою погиб монгольский командующий Лю, что внесло растерянность в ряды армии. А тут еще налетела буря. Она сильно повредила или потопила немало кораблей, и захватчики предпочли поскорее вернуться восвояси.

На следующий год Хубилай, как ни в чем не бывало, отправил посольство с тем же требованием. Но после непродолжительных переговоров дипломатов, по приказу сегуна Ходзе

Токимунэ, попросту прикончили — настолько, очевидно, вызывающе они себя вели (монгольские, а у нас, на Руси, еще и золотоордынские посольства не раз постигала та же участь. Так что не всегда прав Л.Н. Гумилев, который, явно симпатизируя степнякам, иногда оправдывает учиненные ими жестокие погромы чувством благородного негодования по поводу убийства послов). В 1281 г. на Японию должно было обрушиться суровое возмездие: к ее берегам приблизилась армада с десантом из 140 тысяч монгольских, китайских и корейских воинов. Но японцы заранее разузнали о предстоящем вторжении и успели приготовиться к встрече. Вражеский флот двигался двумя эскадрами: одна со стороны Кореи, другая из Южного Китая. Соединиться они должны были у берегов Кюсю. Но шедшие с юга корабли запоздали, а более слабую восточную эскадру японцы перехватили и отогнали. И ей еще повезло, потому что на припозднившихся обрушился камикадзе — вошедший как в историю, так в военную (и не только военную) терминологию «божественный ветер». Это был страшный тайфун, потопивший корабли интервентов. Уцелевшие высадились на острове Такасима, но там их атаковали и перебили местные отряды. В третий раз Хубилай не стал искушать судьбу, уразумев, что море — это явно не его стихия.

Во Вьетнаме дела тоже шли не лучшим образом. Мы помним, что нападение на Южную Сун осуществлялось и со стороны Дайвьета. Но закрепиться в этом северо-вьетнамском королевстве монголам так и не удалось, хотя они неоднократно вторгались в него большими силами. Каждый раз разворачивалась непримиримая всенародная борьба, включая и партизанскую войну. В 1288 г. в дельте Красной реки был разгромлен посланный Хубилаем китайский флот. В следующем году было достигнуто соглашение: королевство признало сюзеренитет династии Юань, но фактически осталось независимым. Возглавлявший сопротивление полководец Тран Куок Туан и сегодня почитается как национальный герой вьетнамского народа.

В 1289 г. Хубилай устремил взор и руку уж очень далеко: он отправил посольство на Яву, за 2500 км от Китая. Но все с теми же стандартными запросами: признать сюзеренитет и платить дань. Там послов не убили, а лишь выжгли клейма на лбу. Тогда, совершив долгое плавание по Южным морям, на острове высадилась юаньская армия (1292 г.). Но к тому времени обидчик уже был убит в усобице, а политическая ситуация на острове оказалась слишком запутанной. Получилось так, что интервенты помогли одному из претендентов утвердиться на троне, а потом он же возглавил освободительную войну против них. Уцелевшие после всего этого вынуждены были вернуться в Китай.