— Мумий... Терафим...

Надо бы поискать в словарях, что это означало.

Джон Ди проговорился Андрею тем вечером, что седьмой щит дозреет через пятнадцать дней, и это будет самый мощный из уже сделанных предметов, потому что туда Бен-Бецалель вложил весь оставшийся у него магический порошок.

Четырнадцать дней прошло.

Уже уехало письмо раввина в ешибот; уже купец Михаэль Колман получил известие от анонимного торгового партнёра из Праги, что товар будет получен на последней неделе ноября, и его необходимо срочно и лично забрать, во избежание убытков.

Тем днём в скромный дом тихого рабби проскользнула тёмная гибкая тень. Странный такой вор, даже не попытавшийся найти в бедном тесном помещении хоть что-то ценное. Незваный гость спрятался за плотным пологом, прикрывавшим дверь.

Убийца, никак, пожаловал? О-вэй!

Бедный рабби, появившийся на пороге собственного жилища, не менее бедного! Удар кинжалом в спину, и ты умрёшь, со всем своим изощрённым разумом, надеждами и далеко идущими планами.

Бен-Бецалель, не подозревая о притаившейся поблизости опасности, подошёл к пологу, откинул его с той стороны, где открывалась дверь. Подцепил пальцами плотно пригнанный кусок притолоки; достав что-то, зажал в кулаке.

И только после этого потянул на себя дверное кольцо.

Где же блеск стали? Где предсмертный хрип, где капли крови, разбрызгивающиеся по всей прихожей?

Дверь закрылась.

Гибкая тень через какое-то время отделилась от занавеси, тихо проскользнула в маленький двор с примороженной чахлой травой.

Исчезла, так никого и не потревожив.

На следующий день, как и обычно, рыжий и улыбающийся всем встречным Иегуда-Лев Бен-Бецалель шёл на работу в ешиву, изучать Мишну с правильными еврейскими мальчиками.

Андрей Молчан, проводив его добродушным взглядом, подождал, пока на и без того тихой улочке не станет ни одного прохожего, и, как вчера, проскользнул к дому рабби.

Что там, в тайнике за притолокой?

На аккуратной подушечке, мягкой и приятной на ощупь — бархатной, скорее всего, — лежал перстень с печаткой. На ней был искусно вырезан лев, пожирающий солнце. Красивый перстень, оценил Андрей, но очень странный для правоверного иудея, отрицающего любые изображения. Поэтому, видимо, Бен-Бецалель и не носил его на пальце. А быть может, боялся воров; где, как не в Еврейском городе, знали цену золоту.

«Как он смог достать перстень в тот день, когда мы заявились к нему в гости», — подумал Молчан, потянув на себя дверь в дом рабби. И вспомнил, что Иегуда-Лев решил всё-таки пояснить, на какой такой поц расширяется его дом, и как все долго хохотали. Отвлёк, отвлёк умный еврей внимание бестолковых гоев!

Палец под перстнем заколол — так бывает, если рука затечёт или перенапряжётся. Да, непростой вход был в дом Бен-Бецалеля, с большим секретом! Дверь сама собой захлопнулась за московитом, и Андрей смог перевести дух.

Не каждый день приходится забираться в чужие дома, опыта пока не хватает.

Молчан знал, что готовые щиты стоят за деревянными панелями обшивки стен. Но нужен ему был последний; тот, что лежал, залитый мутной вязкой жидкостью, в большом медном тазе с низкими стенками.

Дозрел ли щит? Как странно было повторять за алхимиками... Словно твёрдый предмет может расти и развиваться, подобно живому организму.

Андрею некогда было предаваться размышлениям. Он, поддёрнув кружева на рукавах шёлковой рубашки, извлёк из таза на удивление лёгкий щит. Не камень всё-таки, вес не тот. Затем вынес щит, открыв ногой входную дверь, в прихожую, уложил на заранее присмотренную одноколёсную тележку с двумя ручками. Туда же пошла шпага и, чуть позже, дворянское платье и добротные сапоги.

Повертев в руках перстень, Андрей положил его на место, в тайник, прикрыв, как ничего и не было, дощечкой. Нам, мол, чужого не надо, мы не воровать пришли. Мы — за справедливое перераспределение полученного продукта.

Андрей поперхнулся от собственных мыслей.

Осторожно выглянул на улицу.

Кого заинтересует понурый зеленщик, неспешно толкающий свою тележку по улицам Еврейского города? Грубая грязноватая дерюга, прикрывавшая тележку, говорила, что гешефт на сегодня немножко удался, совсем чуть-чуть, чтобы честный еврей мог заплатить налоги.

И почему бы зеленщику не выйти за стены города к берегу Влтавы, не залюбоваться на Карлов мост, рассекающий небо и землю по левую руку от усталого труженика? И не заглянуть в кусты? С кем не бывает...

Сильнее мог удивить вышедший вскоре из кустов молодой дворянин в камзоле иноземного, скорее всего, испанского, покроя и в дорогом тёплом плаще. Несущий что-то похожее на большое блюдо, завёрнутое в парчовую поблескивающую ткань. Но дворянин быстро нашёл носильщика, за мелкую монетку сноровисто доставившего нетяжёлый груз в «Золотой грифон», и налегке уже не вызывал подозрений.

А уж торговец оружием и украшениями Михаэль Колман, увозивший из Праги, помимо прочего, тёмное зеркало с изящным позолоченным багетом, тем более был в своей стихии.

Сколько ещё рук пройдёт седьмой щит, сделанный Бен-Бецалелем? Так ли это важно? Главное — чтобы он в конце пути добрался до получателя.

Грозного царя всея Руси Ивана Васильевича.

осле страшного пожара, уничтожившего в прошлом году всю Москву, царь Иван Васильевич Грозный перебрался сначала в Александрову слободу, а оттуда — в Новгород Великий. Знал государь, что чем дальше правитель, тем лучше работает русский человек. Вот пусть в спокойствии и без боярских окриков возрождается столица, светлеют новые деревянные срубы на месте сизых пожарищ.

По весне шведский король Юхан получил от царя московитов заносчивое и оскорбительное послание. Потянулись к Новгороду конные и стрелецкие полки, зачавкали по заплывающим водой грязным колеям колеса пушек. Иван Васильевич открыто готовился к войне за Прибалтику.

Заспешили иноземные гонцы, как открыто, от посольств при царе, так и тайными тропами. Такой вот всадник на неказистой, но выносливой и быстрой степной лошади обогнул русские пограничные разъезды у Путивля, чтобы через несколько дней спешиться перед воротами Перекопа.

— Срочно в Бахчисарай, Девлет-Гирею в собственные руки! — прохрипел гонец пересохшим горлом.

И не стал пить, пока не проводил взглядом нового гонца, погоняющего коня.

— Повелитель московитов — не только трус, но и глупец, — сказал крымский хан своим мурзам-военачальникам, прочитав послание. — Бросить столицу ради призрачного успеха в войне на севере... Но мы же не безумцы, как он!