Тот, кто держал бесценную папку, часть из ее содержимого знал, частично — предполагал из анализа встреч, ситуаций и сообщений иного рода, но многое — видел впервые; многое — подтвержденное официально документами, которые не хранят ни в каких архивах, разве что в сверхсекретных архивах партийной разведки, о существовании которой в стране знает только ограниченное количество избранных, самых-самых, диктующих самому Господу Богу страницы мировой Истории…

Высший партийный босс не торопил сотрудника, он и сам вообще никогда никуда не торопился, но все успевал, — многолик и вездесущ, этот маленький человечек, почтительно прозванный самыми приближенными в своем аппарате «папа Боря», тогда как члены Политбюро и секретари ЦК очень осторожно, с испуганным придыханием звали его «Исчадие ада». А что даст нам имя человека, просматривающего пожелтевшие от времени страницы; у людей, подобных ему, нет имен; ОН — в структуре, но он — не винтик, не цепочка и не гаечка цельного монстра-механизма, а ветер могучий и могущий без помощи других придать механизму центробежную силу… ибо в него заложена почти внеземная энергия, способная — по приказу папы Бори! — вздыбить земную ось и оседлать ее, как строптивую кобылицу… Однако, коль его как-то надо звать, то назовем так: Призрак, придав его облику немного скорбной сентиментальности.

Вскоре ответственный сотрудник направился в свой кабинет, вместе с документами и напутственной благожелательной улыбкой босса, таящей зловещий смысл…

Из бумаг становилось известно о деятельности Специального отдела ЦК ВКП(б) (формально: Спецотдела ВЧК-ОГПУ) под руководством Глеба Ивановича Бокия, возглавлявшего это скрытое учреждение без малого два десятилетия. Отдельно к папке прилагались обширные тома других документов. Всякий, кто мог бы прикоснуться хотя бы к одному из них, прочесть содержимое, просмотреть фотографии, графики и схемы, увидеть неразборчивые подписи и рядом аккуратно проставленные знакомые фамилии и при этом хотя бы вполовину понять суть представленного, засекреченного, — через короткое мгновение понял бы, что его мозг не только перестает функционировать, но и вообще перестает ощущать себя мозгом человека разумного; словно знания могут вызвать ядерный взрыв в мозговых клетках… Могут?! Без специальной подготовки нельзя было адекватно и спокойно реагировать на те явления-катастрофы, те ужасы, которые таились в обыкновенных исписанных листах.

Но многое о деятельности Спецотдела сотрудник хозяина кабинета знал. Среди этого многообразия документов он выискивал некий особый, ради которого и был приглашен сюда. Но какое донесение, какая сводка, письмо, отчет, чья рукопись оформится в значимое дело, над которым придется работать?…может, просто прочесть, ознакомиться и уничтожить;…может, подменить фальшивкой и представить общественности;…а, может, довершить чьей-то жизнью… или даже своей…

Наконец интуитивно он особо отмечает, что гласит очередной документ, где сообщалось, что один из ответственных работников Секретариата товарища Сталина еще в начале 30-х годов информировал Орден о том, что объект «Призрак океана» продолжает сотрудничество с руководителем Спецотдела. Указывалось имя информатора — Крогаус. И приписочка: «Согласовано с И. В.». За информатором Ордена скрывался ведущий в то время сотрудник Коминтерна Б. Пономарев, чья мать носила фамилию Крогаус. «И. В.» означало не что иное, как Иосиф Виссарионович Сталин.

Следующий документ гласил, что после ареста Г. И. Бокия все огромное количество документации, технические средства, многочисленные лаборатории, испытательные полигоны и проч., и проч., и проч. переходят в распоряжение Секретариата товарища Сталина. Особая ответственность при этом возлагается на двух сотрудников этого аппарата А. Голованова и Б. Пономарева.

Со временем Борис Николаевич установил жесточайший контроль над сталинскими марионетками и, великолепно манипулируя, умело направлял их интриги. Так что не зря члены Политбюро и секретари ЦК очень осторожно, с испуганным придыханием прозывали его «Исчадие ада», не забывая при этом оглядываться.

…А тогда, в те февральские морозные дни 198… года, им была получена информация, что один из самых преданных его людей, человек, к которому он благоволил, стал, пользуясь терминологией того времени, его личным врагом, предателем, замыслившим расправу… Борис Николаевич никогда не позволял себе являться к подчиненным; и об этом знал тот, кто прошел почти два десятилетия совместной работы, и ради которого негласная традиция была однажды нарушена. В день 6 февраля босс явился в просторный кабинет своего ответственного работника, сел напротив за стол заседаний и, махнув рукой, чтобы хозяин кабинета не вставал из-за стола, совсем тихо, по-домашнему сказал:

— Налей мне коньяку.

Смакуя небольшими глоточками, выпил, встал и продолжил:

— Ты ознакомился с материалами? Надеюсь, узнал много поучительного. Там хватает интересных судеб, начиная с самого Бокия. Но мне кажется, больше всех тебя заинтересовал вице-адмирал Колчак. — И, не ожидая ответа, завершил: — Ну что ж, собирайся…

Не прошло и часа, как они оставили особняк в подмосковном лесу и оказались в личном самолете секретаря ЦК партии. А спустя какое-то время самолет, пролетев несколько поясовых часов, уже совершал посадку на одном из военных аэродромов Краснознаменного Сибирского военного округа. Здесь, в Сибири, величаво пробуждалось раннее утро 7 февраля. Пересев в вертолет, пассажиры добрались на берег Ангары, туда, где в реку впадает небольшой приток Ушаковка.

Повернувшись к шедшему в полушаге сзади от него человеку, секретарь ЦК спросил:

— Как ты думаешь, где могла быть прорубь, в которую можно было воткнуть генерала Пепеляева и адмирала Колчака?

Спутник негромко отозвался:

— Да где угодно, может, даже здесь.

В художественной и публицистической литературе все выглядит следующим образом: в ночь с 6 на 7 февраля 1920 г. Александр Васильевич не спал; он не знал о наличии телеграммы Ленина о ликвидации адмирала Колчака ввиду «опасности белогвардейских заговоров в Иркутске», но знал, что пощады от красных ждать нечего; у него было время подвести некую итоговую черту…

Ему — 46 лет; он безнадежно одинок и безмерно устал. Гонка окончилась; достаточно оглянуться в запертом пространстве, чтобы утишить биение сердца и осмыслить, что же происходило с ним за последние недели и месяцы.

…Ноябрь 1919-го; у перрона Омского вокзала стоит специальный поезд, в нем Колчак, премьер-министр его правительства Пепеляев; они готовятся уезжать на восток. Александр Васильевич счел благоразумным сложить с себя полномочия Верховного правителя и передать их генералу Деникину. Союзники и лично французский генерал Жанен обещали ему свободное продвижение. За поездом Колчака продвигался поезд с золотым запасом; «Золотой эшелон», в 29 вагонах, если верить в редчайших книгах приводимым сведениям, было 1678 мешков и 5143 ящика с золотыми слитками, монетами, а еще в 7 вагонах — мешки с платиной, серебром, драгоценностями. Вдоль Великой Сибирской магистрали рыскают большевики, партизаны, провокаторы, интриганы, мошенники, случайные людишки, разбойники, проходимцы, каторжане, бандиты, убийцы, проститутки, большевички, косящие под проституток и большевички, косящие под дворянских барышень… и вся эта мелкая и крупная шушера рассчитывает урвать свою долю. Но добычу хорошо охраняют так называемые союзники. В Нижнеудинске чехи остановили поезд Колчака, пересадили адмирала и сопровождавших его офицеров в свой поезд, расцвеченный для значимости флагами США, Великобритании, Франции, Японии и Чехословакии. Поставили свою охрану и у вагонов «Золотого эшелона».