— Послушайте, Давид Джумберович, — начал Макс, но немного стушевался от взгляда отца, прокашлявшись. Он поправил галстук, однако все-таки выдержал взор. — Сейчас не время отдыхать. Надя дома с ума сходит. Я только могу себе представить, что чувствует Амир…

Он бросил на меня взор. В его серых глазах было море сочувствия, от которого меня затошнило еще больше и захотелось заорать громко. Нервы были на пределе, а на плечи наваливалась такая тяжесть, словно груз в тонну носил на спине.

— Точнее, я немного его понимаю, — он вздохнул, проведя пальцами по темным волосам.

Да. Точно. Надя тоже любительницей приключений была. Полезла в заброшенный дом и чуть не сорвала облаву полицейским на любителей торговать дикими животными на черном рынке. Только вот Грозу доставили в участок, а я даже не знал, жива ли Лиля еще. И будет ли у меня шанс попросить прощение за свои слова.

Внутри все скрутило, желудок жалобно забурлил. Пальцы сжались на подоконнике позади, на который я опирался. Желчь, подступившая к горлу, требовала выхода вместе с дикой яростью. Почему, ну почему черт возьми у нас в стране все так по-идиотски? Нельзя просто отследить какую-то мразь, ворующую девушек прямо с клиники! Мне прямо сейчас хотелось разбить голову той медсестре, что нагло врала мне в глаза и говорила, что Лиля ушла добровольно.

Мне хотелось задушить Георгия, посмевшего обмануть меня ради крупной суммы, поступившей на счет его жены. Какие-то жалкие два миллиона рублей за жизнь человека. Неужели это стоит того, чтобы продать свою совесть?

Все те люди, что участвовали в данной афере, они нормально спали по ночам?

— Амир, — вновь позвал меня папа, но в этот раз я не сдержался.

— Да что?! — заорал так, что легкие чуть не взорвались от внезапной выкачки воздуха. За дверью что-то грохнуло, видимо секретарша в испуге уронила поднос с чашками, которые несла на помывку из соседнего кабинета.

— Я хочу, чтобы вы нашли хоть что-то! Это так сложно?! — рявкнул я. Глаза ничего не видели, была лишь красная пелена, застилавшая все. — Какого черта вы все сидите?!

Я схватился за волосы, заметавшись по помещению. Что-то кричал, приказывал, требовал, пока в конце концов меня не встряхнули, и отец с силой не заставил посмотреть ему в глаза. И впервые в жизни, мне захотелось разреветься, как мелкому. Просто рухнуть на пол, забить руками и ногами, требовать найти Лилю, найти этих уродов, разрешить все нежданно свалившиеся проблемы. Но молчал, глядя в изрешеченное морщинами лицо. Папа постарел, осунулся. Под глазами залегли тени. Он тоже устал. Не спит, потому что Виола плачет по ночам, а днем пропадает в поисках информации и перерывает свои источники. У него прибавилось седых волос и это нисколько не добавляет ему здоровья. Я чувствовал, как сильные руки, в детстве поднимавшие меня с легкостью и сажающие на шею чуть дрожат.

Господи, Доронов, какой ты жалкий.

— Прости, — выдохнул я, сжимая ткань пиджака отца, чуть сглатывая и опуская голову. — Я просто больше так не могу.

— Я знаю, — его тихий голос успокаивает весь бушующий огонь в моей крови. Чувствую отцовскую руку на моем плече. Никаких ярких проявлений любви вроде объятий, но этот жест сказал больше, чем нужно. Втягиваю носом воздух, считаю до десяти, а затем открываю глаза и произношу, оглядываясь на остальных:

— Извините, это все недосып. Видимо, ты прав, Рожок. Спать надо больше.

— Ага, — тянет он в ответ, салютуя мне кружкой кофе. — Давайте правда расходиться, Макс поехали. Надо все подготовить на «всякий пожарный».

Олег бросает на меня взгляд, Еремин подле него замирает, будто дожидаясь моей второй вспышки. Я понимаю в чем причина. Если мы очень быстро не найдем Лилю, и Семена, то угроза разрыва контракта станет реальной. Они уже и так затянули с этим.

— Я понимаю, — киваю Максу, пожимая каждому руку. — Идите уже.

— Дорон, — Яровой подскакивает, хмурясь и из-под черной челки на меня смотрят проницательные глаза усталого гения. — Всю инфу скинем тебе на защищенную почту и твоему следаку. Не ссы, найдем твою зазнобу, — он показывает большой палец, а после уходит с остальными.

— Дома покопаюсь еще, — бормочет Юрка, собираясь. — Может удастся вычислить полный маршрут по видео с дорожных камер, где попалась машина этого Серова или Котова.

Ага, возможно. Только маловероятно, ведь их поймали выезжающими за город. Только в огромном потоке нам удалось лишь несколько раз поймать дурацкий фургон с псом на двери, который выезжал с территории клиники после моего визита. И второй раз — за город, да пару снимков с трассы. Но куда они ехали?

— Еще чего. Домой придешь — ляжешь спать, — отрезала Арина, подгоняя Бубликова. — Давай, давай.

— Эй, вообще-то знаешь… — заспорил Юрка, но быстро сдулся, захлопывая за собой двери.

Блаженная тишина накрыла нас с отцом. Я упал в одно из кресел, приставленных к столу, а папа отправился к скрытому за кадкой цветов мини-бару. Через пару минут на столе с тихим стуком оказалось два бокала: отличный выдержанный коньяк в одном, и минеральная вода — в другом.

— Фу, вода без газа, — проворчал я, косясь на бесцветную жидкость под названием «Ессентуки». Настоящая минеральная вода воняла сероводородом, была мерзкой на вкус, и от нее меня едва не стошнило совсем недавно выпитым кофе в десятый раз.

— Ничего-ничего, зато полезно для желудка. — усмехнулся отец, прикуривая сигару и вертя в руке бокал. Он всегда так делал, когда ему нужно было немного подумать.

Несколько минут мы молчали, каждый переваривая свои мысли. Смотрели по сторонам и словно прощались с этим местом. Смешно, но я даже никогда не представлял себе, что у меня отберут так легко этот огромный живой организм из людей и техники. Поглаживал прохладную крышку стола и услышал тихое:

— Мы справимся, Амир, — заявил отец и поднял на него глаза, заметив решительно сжатый кулак. — Никто и ничто не сможет забрать у нас то, что принадлежит нам. Слышишь?

Я прикрыл глаза, мысленно повторяя эту мантру и вдруг почувствовал невероятное удовлетворение. В ту секунду, когда я посмотрел на отца, то выдохнул:

— Никто и ничто не заберет у меня то, что принадлежит мне.

И в эту минуту мой айфон ожил и завибрировал прямо на столе.

Привычный поздний вечер в Москве. Поездка в следственный изолятор после звонка матери Лили — дело странное. Гоша то и дело косился на меня в зеркало заднего вида, осторожно выруливая на очередном перекрестке, стараясь не столкнуться с парочкой лихачей, вздумавших гонять зимой.

— В чем дело? — спрашиваю, скрывая свои эмоции и привычно делая дружелюбный вид. Он нервничает, будто ощущает что-то. Бойся, бойся, крыса. До тебя я обязательно доберусь.

— Вы в порядке, Амир Давидович? — он запнулся, пытаясь изобразить привычную самоуверенность и дружелюбие. — Наверное, вам сейчас тяжело.

Считаю до двадцати, пытаясь не сорваться с места и не вытрясти из него душу. Привычно грустно улыбаюсь, а сам уже отрываю ему голову семью возможными способами. В момент, когда мы тормозим на парковке у ворот здания СИЗО. С одной стороны — детская площадка, с другой — красный кирпичный забор и строение в такой же расцветке. В сумерках зимнего вечера повсюду светят фонари, а вокруг еще стоят машины и отъезжают автобусы с родственниками, приезжавшими навестить своих родных. Поднимаю голову, взглядывая в темнеющий силуэт смотровой башенки. Если не присматриваться, то местечко вполне приличное. Рядом магазины, жилые дома. Прям курорт для будущих осужденных. Разве что колючая проволока как бы намекает.