Крупные фонды (Рокфеллера, Карнеги, Макартуров, Форда), солидные агентства по оказанию помощи пострадавшим (Красный Крест, Оксфордский комитет помощи голодающим, “Врачи без границ”) и крупные государственные управления (Агентство США по международному развитию, Министерство Великобритании по международному развитию, многосторонние организации, такие как Всемирный банк) по-прежнему играют важную роль в процессе ассигнования средств и технической поддержки больных и неимущих во всем мире. По многим показателям, включая общие расходы, они по-прежнему реально доминируют на этом поприще. Но главной движущей силой являются новые игроки – мегафонды, достигшие огромного влияния, такие как Фонд Билла и Мелинды Гейтс, ставший за каких-нибудь десять лет крупнейшей в мире благотворительной организацией, целый ряд частных мелких фондов, которых за последние пятнадцать лет появилось множество, и плеяда платформ по оказанию помощи в частном порядке, торговых площадок, агрегаторов, советников, создающих новые рабочие модели, от предоставления микрокредитов на покупку швейных машин для индийских домохозяек до государственно-частных финансовых инициатив по обновлению автобусного парка в крупном городе.

Две общие черты объединяют нынешнюю революцию, произошедшую в области благотворительности, и положение дел в этой сфере столетие тому назад, когда титаны промышленности учреждали Корпорацию Карнеги (1911 год), Фонд Рокфеллера (1913 год) и несколько позже (1936 год) Фонд Форда – огромные влиятельные организации, ставшие на многие десятилетия образцом для подражания. Теперь, как и тогда, происходящая трансформация благотворительности следует после периода создания неимоверного богатства, источником которого сейчас стали информационные технологии, средства коммуникации и связи, а также медико-биологические разработки – а не железные дороги, производство стали и добыча нефти. И снова центром инноваций в благотворительной сфере оказались США – страна, где частная помощь плотней, чем где-либо еще, соприкасается с культурой ведения бизнеса.

Приверженец “научной благотворительности” Эндрю Карнеги считал, что выделять благотворительные средства следует по принципам, действовавшим в современной промышленности – тем самым, которые в начале XX века легли в основу построения новых гигантских корпораций. Он настаивал на том, что богачам его эпохи “в своей благотворительности следует проявлять те же предпринимательские навыки и стремление к высокой отдаче, что и при накоплении богатства”. Поэтому вполне логично, что результатом его деятельности стало создание огромных институтов самых разных профилей. Ключевыми игроками стали исполнительные советы и координаторы программ, работающие в крупных фондах: используемые ими модели финансирования перенимали остальные доноры, а избираемые ими проекты служили образцами для потенциальных получателей.

И в то же время отдельные мелкие доноры были довольно стеснены в возможностях напрямую участвовать в проектах, поддерживаемых за счет выделяемых ими средств. Каналов для благотворительности было достаточно: такие организации, как фонды “Дорога вместе” и “Марш даймов” (дайм – американская монета в десять центов), Красный Крест, Армия спасения и многочисленные религиозные общины собирали пожертвования в церквях, магазинах, на заводах и в офисах и направляли в места, где, по их мнению, они были нужнее всего и которые наилучшим образом отвечали их философии. В других богатых и развивающихся странах со временем также возникли благотворительные общества не последней величины. К 1970-1980-м годам жители богатых стран уже не удивлялись, когда в конце года к ним вместе с почтой приходили разные листовки, призывающие помочь жертвам стихийных бедствий (“Врачи без границ”, Оксфордский комитет помощи голодающим), вымирающим видам (Всемирный фонд охраны дикой природы), политическим заключенным (международная правозащитная организация Amnesty International) и так далее. Все эти проекты были достойными, но лишь немногие из них действительно давали малым донорам возможность взять на себя долгосрочные обязательства по отношению к какому-то проекту или получателю, не говоря уже о том, чтобы общаться с получателями, посвящать их в свои разработки и не только делиться деньгами, но и проводить совместные мероприятия. Для этого нужно быть состоятельным.

Новое, современное нам поколение филантропов демонстрирует иной подход – основанный на их происхождении, потребностях и рыночном опыте. Начнем с происхождения. Фонд Билла и Мелинды Гейтс, созданный в Сиэтле в 1994 году, стал крупнейшей организацией, занимающейся благотворительностью, но это далеко не единственный фонд, появившийся благодаря богатству, сгенерированному новой экономикой. Например, в Калифорнии число таких фондов с 1999 по 2009 год выросло на 71 %, а размер их расходов увеличился больше чем вдвое, с 2,8 миллиарда долларов до 6 миллиардов{338}. Такой рост прекрасно объясняет перемещение центра тяжести в американской благотворительности, произошедшее за последнее десятилетие: в 2003 году Запад США впервые обошел Средний Запад по совокупному объему пожертвований, а в 2006 году он обогнал и Северо-Восток, бастион американской филантропии{339}. Среди многочисленных новичков-филантропов (с 2000 по 2005 год количество семейных фондов увеличилось на 40 %) немало различных магнатов из мира высоких технологий, а также звезды шоу-бизнеса, чью деятельность один шутник из The Economist назвал “celanthropy” (от celebrity + philanthropy, то есть знаменитость + филантропия): Боно с его фондом ONE, Мэтт Дэймон, ратующий за чистую воду для всех, и Брэд Питт, развивающий тепличное хозяйство ради восстановления Нового Орлеана. Мегазвезды-спортсмены, такие как Тайгер Вудс или Андре Агасси, владеют фондами, которые распоряжаются активами на десятки и сотни миллионов долларов. Но есть и великое множество частных фондов, принадлежащих менее богатым представителям НФЛ (профессиональной лиги американского футбола в США), НБА, футбольных клубов европейских стран, чьи имена малоизвестны за пределами болельщицких кругов.

Для многих новоявленных благотворителей формы работы и методы традиционной филантропии – нечто вроде проклятия. Например, вместо того чтобы жертвовать средства крупным фондам и обществам, они стремятся создавать свои. Для донора потенциальным преимуществом частной благотворительности является возможность определять, кто, что и на каких условиях получает, при этом право выбирать не перепоручается другим агентствам. Так создается “краткий путь” благотворителя в обход посредников, присутствие которых грозило бы расходами на управление и могло бы не самым желательным образом сказаться на его намерениях.

Вместо финансирования оперных театров, библиотек, музеев они предпочитают браться за решение конкретных проблем, используя свой опыт и методы ведения бизнеса. Если такая ориентированная на результат благотворительность практиковалась больше века и принесла свои плоды в виде кампаний, увенчавшихся “зеленой революцией”, то два минувших десятилетия ветераны технологического фронта практиковали несколько иной подход – основанный на фактических данных, сосредоточенный на цели, – используя свою предпринимательскую хватку и технические навыки для решения острейших мировых проблем.