Международный профсоюз работников сферы обслуживания по-прежнему гораздо ближе к профсоюзам, чем к неким гибридам нового поколения, а значит, его не могло миновать тяжкое бремя размера и неповоротливости, “положенных” ему по статусу. Среди нововведений Стерна было объединение местных профсоюзных ячеек в “мегаячейки”, состоящие из миллионов рабочих, но, как злорадствуют критики, за это пришлось заплатить потерей гибкости и внутренней демократии и ухудшением достигаемых результатов. А конкурирующая коалиция “Перемены во имя победы”, отколовшаяся от АФТ-КПП в 2005 году и до сих пор не достигшая уровня профсоюза работников сферы обслуживания, по сути та же федерация, лишь видоизмененная и к тому же лишенная новизны. Но повседневное и тесное сотрудничество этой организации с общественными и иммигрантскими группами, церквями и нетрадиционными сторонниками предполагает, что для того, чтобы оставаться востребованными, крупным промышленным профсоюзам прошлого необходимо осваивать новые методы и языки, а также делиться полномочиями с более мелкими внешними игроками.

Ни в одной стране мира столько рабочих не трудится в таких сложных условиях, как в Китае – стране с крупнейшей по численности населения промышленной экономикой. Стремительный экономический рост вызван тем, что Китай всячески поощрял развитие крупномасштабной инфраструктуры с фабриками, многие из которых принадлежат иностранным компаниям или их китайским филиалам, где трудятся тысячи рабочих (в основном молодые мигранты из сельских районов). У них многочасовой рабочий день, они живут в общежитиях, предоставляемых компаниями, там же питаются и общаются между собой. В таких заводских городках живет до нескольких сотен тысяч человек. Высокий спрос на рабочих означал, что компаниям постепенно приходилось улучшать условия труда, а вот рабочие объединения были под запретом. Как и во множестве авторитарных стран, формально в Китае есть система профсоюзов. По сути, это структурные подразделения Коммунистической партии Китая, которые не столько защищают интересы рабочих, сколько служат инструментом социального контроля. Соответственно, улучшать условия труда китайские рабочие предпочитают, не ведя коллективные переговоры с работодателем, а меняя место работы. А молодежь идет на фабрику, лишь чтобы накопить денег на свадьбу или финансово поддержать оставшихся дома родных.

Но рабочие на китайских заводах стали не в пример смелее и все настойчивее требуют улучшить трудовые отношения, обходя не соответствующие своим функциям профсоюзы. Стачечное движение, по мнению экспертов исподволь вызревавшее в промышленных южнокитайских городах, попало в поле зрения мировой общественности в начале 2010 года, когда начались конфликты на заводе запчастей к автомобилям Honda и других предприятиях. Рабочие требовали права создавать независимые профсоюзы для проведения реальных, а не бутафорских переговоров между руководством и рабочими и в то же время фактически формировали их, повергая в изумление даже китайских профсоюзных деятелей тем, как они умело все организовывали и как выбирали профсоюзных представителей. Кроме того, молодые рабочие поразили наблюдателей тем, насколько искусно они овладели технологией стачки, не допуская при этом, например, одновременной встречи всех лидеров во избежание группового ареста. Они заранее условились не пользоваться онлайн-мессенджером QQ.com из-за его популярности среди правительственных соглядатаев.

Honda, Toyota, тайваньская фирма Foxconn (производитель электронных компонентов и готовых изделий для известных компаний) и другие работодатели согласились увеличить расходы на зарплату, питание и жилье, хотя не так существенно, как того добивались рабочие. Не случись тогда в перегретой экономике растущего дефицита рабочих рук, об этом успехе можно было бы и не мечтать. Но все-таки произошедшее в Китае показало нам, насколько легче стало рабочим объединяться в профсоюзы на локальном (заводском или фабричном) уровне, когда государственные организации не реагируют на их запросы либо делают это спустя рукава{333}.

Несколько новых форм рабочих выступлений были заимствованы у организаций, даже отдаленно не напоминающих профсоюзы, – фактически у групп, укоренившихся в тех отраслях и сферах, где появление профсоюзов слишком проблематично и затратно. Один из примеров: в Лос-Анджелесе Центру швейников – небольшой, компактной группе активистов из числа прогрессивных юристов, членов групп по защите прав иммигрантов и представителей этнических общин – удалось добиться внушительных побед над компаниями, практиковавшими потогонную систему труда. Ввиду большого скопления малых предприятий, укомплектованных преимущественно незарегистрированными рабочими с плохим знанием английского языка и работающими до двенадцати часов в день, нередко в условиях, нарушающих правила техники безопасности, данный сектор остро нуждался во вмешательстве извне, но сделать это обычному профсоюзу было крайне непросто. Но Центр швейников успешно проводил бойкоты, и несколько производителей одежды, использующих труд этих рабочих, были вынуждены сесть за стол переговоров. Небольшие по размерам, привлекающие ресурсы из нескольких разнопрофильных организаций рабочие центры дополняют профсоюзы, но по применяемым методам это практически антиподы. Мы живем в эпоху их расцвета: если в 1992 году в США насчитывалось только пять рабочих центров, то в 2007 году – уже 160{334}.

За два минувших десятилетия мировая благотворительность пережила настоящую революцию. Даже с учетом глобального экономического спада имеющиеся данные наводят на мысль, что доноров, выделяемых ими средств и людей, которым они помогают, много как никогда. Взять хотя бы один приблизительный показатель: с 2003 по 2010 год совокупный объем государственной и частной помощи, предоставляемой с целью развития, в общемировом измерении вырос со 136 миллиардов до 509 миллиардов долларов{335}. В 2010 году американцы вложили в различные проекты 291 миллиард долларов{336}, и число американских грантообразующих фондов неуклонно растет, от 21 877 в 1975 году до 61 810 в 2001 году и до 76 545 – в 2009 году{337}. Работая сообща, частные лица и организации начинают действовать на равных, а то и заменять собой правительственные организации, функционирующие за рубежом. Например, за 1990-е годы размер международной благотворительной помощи, предоставляемой американскими частными лицами и организациями, вырос в четыре раза. С 1998 по 2007 год он вырос еще вдвое, достигнув отметки 39,6 миллиарда долларов и более чем на 50 % превысив размер годовых платежей Всемирного банка. Также стал несколько иначе выглядеть и сбор средств, будь это восемьдесят один американский миллиардер, которые в 2012 году подписали Клятву дарения[18], чтобы пожертвовать львиную долю своих состояний, или же сотни тысяч владельцев мобильных устройств, которые с помощью платных смс-сообщений перевели миллионы долларов на ликвидацию последствий землетрясения в Гаити, или же легионы “венчурных благотворителей”, которые собираются в мастерских, посещают школы в кварталах бедноты и зарубежные сельскохозяйственные фермы (чтобы своими глазами видеть, на что идут их деньги) и делятся на веб-форумах своими идеями и самыми удачными находками.