Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фейс прижалась к нему, словно маленький ребенок. Марк еще раз подумал о ее сестре. Синди и ее муж собирались прилететь к Фейс, когда родится ребенок. Марк во всех подробностях обсуждал это с Синди, как обсуждал все, что касалось Фейс, — словно разрабатывал военный маневр. Синди беспокоилась о том, как это скажется на ее сестре, но еще больше она беспокоилась о ребенке.
— А что, если Фейс захочет его подержать? — спросила она тихим пристыженным голосом. Марк понимал, что она чувствовала: каким человеком нужно быть, чтобы отказать родной сестре в такой просьбе?
Так же, как сердце Марка разрывалось при виде свояченицы, теперь оно разрывалось из-за жены. Он погладил Фейс по голове, шепча слова утешения. Спустя некоторое время он отправится на поиски женщины по имени Кристэл, о которой не знал ничего, кроме адреса в Энсино, который ему дала его подруга Кейт. Но сейчас Марк мог думать только о том, что, возможно, единственным безумием в этом мире была любовь — тупое чудовище, которое скорее разобьет себе голову о кирпичную стену, чем перепрыгнет через нее.
Лас-Каситас был таким же многоквартирным домом, как и дюжина других, мимо которых Марк проезжал по пути сюда: несколько этажей из шлакобетонных блоков, выстроенных вокруг центрального патио с бассейном; рядом с дверями шли пандусы. Поднимаясь по металлической лестнице, Марк почувствовал запах хлорки, окутавший его, словно испарения со свалки химических отходов, вместе с криками детей, плескавшихся в бассейне.
Когда Марк подошел к двери с номером 3-Ф, он услышал, что внутри плачет ребенок, а растерянная мать то угрожает ему приглушенным голосом, то уговаривает его. Марк постучал, но ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем дверь со скрипом приоткрылась.
— Да? Что вы хотите? — на него смотрело худое осунувшееся лицо, обрамленное завитками желтых волос с химической завивкой.
— Я друг Анны, — сказал Марк. — Могу я с вами поговорить?
— Я не знаю никого по имени Анна.
— Вы знали ее под именем Моника.
Усталые голубые глаза женщины мгновенно оживились.
— Ах, она! Да, я читала о ней в газете. Не повезло!
— Именно поэтому я здесь. Вы не против, если я войду? — спросил Марк.
Кристэл заколебалась, после чего дверь открылась шире, и за ней Марк увидел жилистую женщину в шортах и майке на бретельках. Казалось, ее мышцы были накачаны тяжелым физическим трудом, а не благодаря упражнениям в тренажерном зале.
— Послушайте, сейчас неподходящее время, — сказала Кристэл, — мой ребенок заболел, а мне надо на работу.
— Это ненадолго.
Она сощурила глаза и осмотрела его с головы до ног.
— Как вы узнали, где меня найти?
— Это было несложно. — Кейт узнала ее имя из счетов компании «Америка-он-лайн». Оказалось, что у Кристэл Лонгшир было интересное прошлое, и после своего последнего официального места жительства — государственной тюрьмы в городе Ломнок — она часто переезжала. — Кстати, меня зовут Марк. — Он протянул руку, которую она неохотно пожала, все еще подозрительно его осматривая.
Ребенок в квартире начал реветь.
— Брианна, дорогая! — закричала Кристэл через плечо, — пей свой сок, будь хорошей девочкой. — Она повернулась к Марку. — Вам лучше уйти.
— Пожалуйста, это очень важно.
Кристэл тяжело вздохнула.
— Хорошо, но только одну минуту.
Она вышла на площадку и стала закрывать за собой дверь, и вдруг маленькая девочка жалобно запричитала:
— Оставь дверь открытой, чтобы я могла тебя видеть!
Марк увидел маленькое бледное личико в мрачной глубине неосвещенной гостиной.
Кристэл сложила руки на груди.
— Пожалуйста, мистер, я не хочу неприятностей. Мне и так сейчас нелегко.
«Но Анне еще тяжелее», — подумал он.
— Я здесь не для того, чтобы доставлять вам неприятности.
Ее рот искривился в недоверчивой улыбке.
— Да? Все так говорят. У меня трое детей и три года тюремного заключения, и все благодаря последнему парню, который мне только голову морочил.
— Анна мне рассказывала о вас. Она, как мне кажется, очень хорошего о вас мнения.
Суровость немного сошла с лица Кристэл, и она начала грызть ноготь на большом пальце, а затем, спохватившись, смущенно опустила руку.
— Послушайте, мне жаль ее. Я хотела сказать, что Анна была добра ко мне и все такое. Но я ничем не могу помочь. А сейчас, если вы позволите…
Кристэл уже повернулась и собралась уходить, когда Марк предпринял последнюю отчаянную попытку.
— Вы ведь были там в ту ночь, не так ли?
Это произвело желаемый эффект. Кристэл замерла, а ее рука со следами от старых уколов на локтевом сгибе потянулась к двери и резко захлопнула ее, после чего девочка снова закричала.
— Я не знаю, к чему вы клоните, — прошипела Кристэл, — но если вы не уберетесь отсюда за тридцать секунд, я вызову копов.
— Думаю, что если бы вы собирались вызвать копов, — сказал Марк тем же мягким тоном, — то вы сделали бы это несколько недель тому назад.
Она прислонилась к бетонной стене и сползла по ней вниз.
— Чего вы хотите?
— Чтобы вы ответили на несколько вопросов.
— Я знаю только то, что написано в газетах.
— Где вы были той ночью?
— Дома с детьми.
— Вы можете это доказать?
Кристэл посмотрела на него.
— Я не обязана это делать.
— Мне — нет. Но я уверен, что полиция этим заинтересуется. — Марк полез в карман и вытащил свой сотовый.
Кристэл вскинула руку, чтобы остановить его и не дать набрать номер. Ее щеки покраснели, словно ей отвесили несколько пощечин. Марк не знал, что послужило причиной этого: чувство вины или просто страх человека, который провел некоторое время за решеткой.
— Не звоните. Они подумают, что я каким-то образом причастна к этому.
— А вы причастны? — Марк смотрел ей в глаза.
— Нет, — едва слышно сказала Кристэл. Крики в квартире стремительно перерастали в душераздирающие вопли. — Иду! — прокричала Кристэл через плечо. Выражение ее лица напоминало страдальческую гримасу уставшего в битве солдата, готовящегося к новой атаке. — Брианна провела в приютах половину своей жизни. Она все время плачет и не может спать, когда выключен свет. Если офицер, надзирающий за выполнением условий досрочного освобождения, узнает обо всем, я окажусь в тюрьме раньше, чем успею опомниться. Я не могу так поступить со своими детьми.
— Мне кажется, что вы слишком уж переживаете для человека, которому нечего скрывать.