Ни малейшего сомнения в голосе.

– Вы хотите сказать, что солгали на полицейском допросе, чтобы наказать своего отца?

– Да.

– Почему вы захотели наказать своего отца, Стелла?

– Он всегда слишком меня опекал. Временами у нас совсем портились отношения. Я вела себя по-детски.

Я рада, что Адам этого не слышит. И я знала, что ему не придется это слышать.

– Вы наверняка понимаете, что это звучит очень странно, – говорит Янсдоттер.

– Да, но это так.

– Все действительно так? Может быть, вы лжете сейчас, Стелла? Чтобы защитить своего отца?

Она поднимает глаза и уверенно качает головой:

– Нет!

Янсдоттер листает свои бумаги:

– Когда вы вернулись домой в тот вечер, Стелла? На допросе вы заявили, что вернулись в два часа ночи…

– Я была дома до двенадцати. Между половиной двенадцатого и двенадцатью.

Прокурор громко вздыхает.

– Стало быть, вы с Аминой Бежич заключили соглашение, что никто из вас не будет встречаться с Кристофером Ольсеном, – произносит прокурор. – Я правильно поняла?

– Это не было соглашением. Мы просто решили, что не будем больше иметь с ним дело.

– Почему вы решили не общаться с Кристофером?

– Мы обнаружили, что он лжет. Он типа хотел поссорить нас с Аминой, а это никому никогда не удастся.

– А не в том ли дело, что вы узнали о сексуальных отношениях Амины и Кристофера?

– У них не было сексуальных отношений.

– Вы обнаружили, что Кристофер обманывал вас, Стелла?

– Вовсе нет.

Я узнаю стальные нотки в ее голосе. Ее терпение скоро иссякнет.

– Не обстояло ли дело так, что вы узнали о том, что ваша лучшая подруга и мужчина, с которым у вас только что начались отношения, общались без вашего ведома? Вы ведь не могли всерьез верить, что их общение было чисто платоническим?

У меня перехватывает дыхание.

Взгляд Стеллы скользит по залу. На десятую долю секунды мы видим друг друга. Этого достаточно.

Известно ли ей, что я тоже знаю?

– «Платонический» означает… – начинает Янсдоттер, но Стелла отмахивается от ее объяснения.

– Я знаю, что означает слово «платонический». Во всяком случае, мне кажется, я знаю, на что вы намекаете. На самом деле Платон не говорил о том, что истинная духовная любовь не предполагает телесной близости и секса, но это очень распространенное заблуждение, так что вам не следует переживать по поводу своей необразованности.

Какой-то мужчина, сидящий на местах для слушателей, смеется, а бородатый, сидящий рядом со мной, ободряюще улыбается мне.

– Платон – мой любимый философ, – говорит Стелла.

– Лично я всегда предпочитала Сократа, – отвечает Янсдоттер.

– Неудивительно.

Микаэль прячет улыбку, прикрывшись ладонью. Присяжные переглядываются, и даже у председателя суда Йорана Лейона на губах мелькает улыбка.

– Амина не спала с Крисом Ольсеном, – заявляет Стелла, и атмосфера веселья гаснет так же быстро, как и возникла.

Йенни Янсдоттер как раз собирается сформулировать новый вопрос, но Стелла еще не закончила. Она поднимает руку. Голос у нее тонкий и дрожащий.

– Амина ни с кем не спала. Она была… и есть… девственница.

Я роюсь в сумочке в поисках влажной салфетки. Сердце стучит уже где-то в горле, и хотя я беспрестанно вытираю пот со лба, он продолжает течь ручьями. Кажется, жара проникает внутрь, мозг закипает.

Стелла перед моими глазами уменьшается. Не знаю, иллюзия это или ее плечи опускаются и тело сжимается.

Каковы ее мотивы? Восемь бесконечно долгих недель Стелла просидела взаперти в камере, в полной изоляции. Это почти нечеловеческая ситуация, которую осуждает и ООН, и Европейский комитет по предупреждению пыток. В общественных дебатах о шведских тюрьмах часто говорится, что там хорошие условия, – иногда, что даже слишком хорошие. При этом обычно упускается из виду та ужасная обстановка, которая царит в шведских следственных изоляторах.

Естественно, она делает это ради Амины. Но этого недостаточно. У Стеллы были и другие пути. Более простые. Единственное объяснение – она делает все это, сидя сейчас передо мной с опущенными плечами и блестящими от слез глазами, не только ради Амины, но и ради нас. Ради меня и Адама. Ради нашей семьи.

Сколько раз я мечтала о такой подруге, как Амина! Еще с детского сада, когда они со Стеллой были неразлучны. Само собой, у них случались размолвки, но в конце концов их непоколебимое единение побеждало все трудности. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.

Не могу представить себе ничего более надежного, чем иметь в жизни такую союзницу, какой были друг для друга Стелла и Амина. Вероятно, вся моя жизнь сложилась бы иначе, если бы и у меня была такая подруга. Само собой, в школе у меня были приятельницы, но уже тогда я начала возводить стену вокруг своего внутреннего мира. Показывать другим людям свои чувства всегда казалось мне проявлением слабости.

Я снова промокнула лоб салфеткой, пытаясь держать себя в руках. Бородач рядом со мной шуршит пакетом со сладостями и жует с открытым ртом, в то время как прокурор оглашает доказательства. Вызывается технический эксперт, который сообщает суду, что, вне всяких сомнений, отпечаток подошвы, обнаруженный на месте убийства, оставлен туфлями Стеллы. Отпечаток был обнаружен в полуметре от тела Кристофера Ольсена, и в нем оказались брызги крови, показывающие, что он был оставлен до того, как Ольсена ударили ножом. Поскольку в пятницу в первой половине дня прошел сильный дождь, можно предположить, что в день убийства Стелла находилась на площадке не ранее середины дня в пятницу.

Когда на свидетельское место садится Мю Сенневаль, атмосфера в зале меняется. Словно все опасаются, что хрупкая девушка с настороженным взглядом и спутанными волосами рассыплется у них на глазах. И прокурор, и Микаэль понижают голос, задавая свои вопросы. Мю Сенневаль долго оглядывается через плечо, прежде чем ответить.

– Вы утверждаете, что около часу ночи слышали крик, – говорит Микаэль. – Вы не могли бы поточнее описать этот звук?

Мю Сенневаль смотрит на него долгим взглядом:

– Было похоже на то, что кого-то ударили ножом. Мужчину. Он крикнул несколько раз, словно в него втыкали нож.

Разумеется, Микаэль ставит под сомнение ее слова. Откуда она может знать, что крики издавал человек, которого ударили именно ножом?

– Если бы его застрелили, я услышала бы выстрелы, – отвечает Мю Сенневаль.

Бородатый журналист поднимает глаза к потолку.