— Аккуратнее! — выкрикнул Знаев.

Электроторговец, наоборот, наддал. Он не ждал, пока водители соседних машин — их было немного на полупустой ночной трассе — его спровоцируют. Он сам всех провоцировал.

Кто-то слева загудел клаксоном, но отстал. Скорость была огромная.

— С другой стороны, — Степан завозился, плотнее затягивая ремень безопасности, — у меня работают и гастарбайтеры. Я строю новый цех и нанимаю молдаван. Вот как раз для них Россия — мощнейший лифт. На родине они имеют пятьдесят рублей, а здесь пятнадцать тысяч. Всем лифтам лифт! Я бы и сам от такого не отказался. Приехал в Москву — и имеешь в триста раз больше, чем у себя дома… Поэтому, Герман, гастарбайтеры, хоть и месят дерьмо, часто веселые и жизнерадостные. А их ровесники, россияне, с приличными окладами и собственными квартирами, ходят мрачные и пьянствуют. Им дали пиво, «Смехопанораму» и стабильность, но предупредили, чтоб на большее не рассчитывали. А они хотят большего! Им не нравится жить, как быдло, они желают развиваться. В жизни каждого должен быть элемент личной экспансии…

— Личная экспансия — это да, — сказал банкир. — Осторожно, Герман, справа лужа.

— Вижу.

— Не насилуй движок.

Жаров нехорошо рассмеялся.

— Ты не дал мне изнасиловать рыжую — дай хоть движок изнасиловать… Смотри, какой красивый едет. Сейчас я его сделаю.

«Красивый» — не очень грубо, но очень обидно подрезанный Жаровым — вообще никак не отреагировал, продолжал катиться на той же скорости и мгновенно исчез позади. Совсем новенький — не исключено, только сегодня купленный, еще толком не обкатанный; видимо, поэтому владелец и не рискнул поиграть в догонялки с помятым желтым тарантасом.

— Непруха, — весело отметил альфа-самец, доводя скорость до ста семидесяти.

Банкир нервничал. Сидящий рядом с водителем-лихачом пассажир всегда переживает гораздо больше водителя.

— Жаров, мы будем гонки устраивать или жлобов месить?

— И то, и другое. Мы будем делать все. Оторвемся по полной… О! Вижу цель!

Их обогнала очень маленькая серебристая машинка с очень большой выхлопной трубой. Из раскрытых окон бухала варварская музыка. Внутри кайфовал паренек с лицом вырожденца. Его рычащий аппарат по стоимости равнялся цене однокомнатной квартиры в Подмосковье. Безусловно, малый это знал. Он победно кривил губы. Жаров подождал, пока цель оторвется метров на сто, после чего включил низкую передачу. Все четыре колеса «копейки» с визгом провернулись. Серебристая корма стала стремительно увеличиваться в размерах. Знаев уперся ногами в пол. К сожалению, богатый мальчик, увидев за спиной идущую на таран колымагу, проявил осторожность: тоже ускорился, ушел правее, потом еще правее и сбежал в ближайший поворот.

— Обосрался, — констатировал электроторговец.

— Я тоже, — сказал Знаев довольно искренне. — Ищи нормальную цель.

— Пусть она сама меня ищет, — ответил его друг, затормозил и крутанул руль. С визгом и ревом они вылетели в соседнюю полосу. Более наглой манеры езды нельзя было представить. Банкиру стало грустно. С ними поравнялся старый микроавтобус, его шофер повернул голову и бросил укоризненный взгляд. Пожилой дядька в аккуратной седой бороде, похожий на измученного нуждой творческого работника, какого-нибудь редактора малотиражного издательства или же кинодеятеля средней руки, из тех, кто по десять лет собирают деньги на свой фильм, одновременно рассказывая домочадцам сказки про «Золотую пальмовую ветвь». Знаев опустил глаза, устыдился. Потом вспомнил, что стекла — тонированные.

Через минуту Жаров процедил:

— Вот наш. Точняк. Сейчас рассмотрим поближе.

— Мне тоже нравится, — обернувшись, сказал банкир. — А тебе, Степан?

— Ага, — сказал Степан слегка сдавленным голосом. Тошнит его, что ли, подумал Знаев. Ничего, меня тоже тошнит. Каждый день.

Он достал резиновый бублик, стиснул его в пальцах и предупредил:

— Учти, Герман, он — мощный.

— Мне похрен.

Клиент нагонял. Белый, тяжелый, с плавными обводами. Некоторое время Жаров ждал. Дождался: белоснежный крейсер моргнул фарами, загудел. Стал обходить, но и Жаров сдвинулся в сторону. Последовал второй гудок. Электроторговец хрипло засмеялся, но этого, по мнению Знаева, делать не следовало: за секунду, потраченную на злорадный выдох, клиент — тоже умелый — совершил рывок, вираж и оказался впереди. Со стороны пассажира в проеме окна показалась большая голова, потом рука; невзирая на скорость, человек высунулся из окна едва не по пояс, сделал зверское лицо и постучал указательным пальцем по собственному виску. Жаров опять захохотал.

Клиент не стал маневрировать и притормаживать — развил около двухсот и стал постепенно отрываться.

— Не догоним, — сказал банкир.

— Догоним.

— Он мощный.

— Сейчас посмотрим, кто мощный.

— Ты бы пристегнулся.

— Ты бы мне рыжую уступил.

— Обойдешься.

— Я всегда знал, что ты жадный.

— Я не жадный. Я банкир… Впереди колея! Не ходи в колею.

— Не говори под руку… Кстати, дождь кончился. Дорога высыхает. Сейчас догоним.

Клиент, какое-то время шедший спокойно, заметил погоню, занервничал и прибавил. Знаев незаметно проверил крепление ремня. Он несся по мокрой дороге со скоростью двести километров в час, внутри железной коробки, не оборудованной никакими системами безопасности. Кресла, правда, сделаны были на заказ, спортивные, с боковой поддержкой, но ремни здесь крепились к самим креслам; в случае катастрофы банкир вылетел бы в пространство, намертво пристегнутый к сиденью.

— Тормози, — сказал он, не выдержав. — Хватит.

— Отдай рыжую.

— Нет.

Жаров увеличил ход. Знаев затосковал, но взял себя в руки. Подумал, что, если попробует левой рукой выдернуть рычаг ручного тормоза, погоня прекратится сама собой. Правда, электроторговец от неожиданности может сделать какое-нибудь лишнее движение — и тогда всем троим конец.

В потных ладонях эспандер ощущался, как обмылок.

Белоснежный оказался слабоват. Не смог толком оторваться. Хотя имел полный набор спасающих жизнь приспособлений. Подушки безопасности, системы экстренного торможения и прочие хитрые штуки.

Они почти догнали — до цели оставалось двадцать метров, — когда мотор поперхнулся и зазвенел. Машина дернулась, потеряла ход. В голове банкира пронеслись досадливые догадки — шатун обломился, или выкрошились перемычки на поршнях, — он стиснул пальцы, и резиновый бублик выскочил из ладони, прыгнул на колени Жарова, оттуда вниз, под ноги, к педалям — туда, где ему совсем не место. Жаров вздрогнул, выругался. Матерные выкрики смешались с визгом тормозов. «Копейка» пошла боком; потом их закрутило. Банкир уперся ногами и руками.