укрытый шерстяным покрывалом. Явно живой. Нитки на краю покрывала чуть заметно подрагивали. Иногда под покрывалом что-то шевелилось и вздыхало.

Оря приложил палец к губам, показывая, чтобы все вели себя тихо. Ожидая увидеть что угодно, даже нечистую силу, постоянно живущую в воображении охотников, стребляне внутренне напряглись. Крях подъехал к покрывалу и приподнял его концом лука. Увидев направленный на себя немигающий взгляд, он отшатнулся с глухим восклицанием: на него смотрела старуха-мертвец. Её некогда карие глаза были прозрачными от солнца. Смуглая кожа была сморщена, как кора старого дерева, вокруг глаз красные круги. Вместо рта под скрюченным носом старухи была безгубая запавшая щель, а косы были седыми. На коленях её лежало что-то завёрнутое в бурую тряпку. Крях опустил покрывало обратно. Медленно повернулся к своему вождю и сказал, потеряв чувствительность обоняния из-за жуткой вони, поднимающейся над старухой:

— Старуха живая, кажется…

Оря махнул князю рукой и весь отряд разведчиков подъехал к ним.

Снова откинули покрывало. Словно во сне, старуха невидящими глазами посмотрела на грязные лошадиные копыта вокруг себя. Хилоп слез с коня, отбросив в сторону ногой брякнувший чем-то куль, присел перед ней на корточки, зажав пальцами нос и сказал всем громко:

— Вроде она живая…

— Греческий язык понимаешь? — спросил её Рагдай, наклоняясь в седле, — может быть куманский знаешь, хазарский язык?

— Может, она видела Валдутту, и потому она такая застывшая? — пробормотал Хилоп, — может, от нечистой силы тут все дела произошли?

Рагдай нервно отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. Старуха молчала и, казалось, не понимала, что происходит вокруг.

— Спроси её, кудесник, что тут было? — поднимая лицо к палящему, ослепляющему солнцу и щурясь, проговорил Стовов, — печёт, как будто уже лето пришло!

— Похоже, что она не в своём уме, — ответил князю за книжника Мышец, — её убийцы не тронули, то ли не нашли, то ли не посчитали достойной жертвой, не стали руки марать.

Полтески тем временем нагнали на краю поля грабителей трупов. Люди и не пытались сопротивляться или убегать. Они подняли над головами свои руки с растопыренными пальцами, показывая, что не вооружены. Потом они стали протягивать всадникам какие-то вещи, предлагая их принять в дар, а может быть даже купить. Было видно как Вольга указывает им палицей в сторону леса, и они немедленно и поспешно начинают туда отходить, поворачивая своих лошадей, навьюченный добычей. Одного из них полтески оставили и погнали к отряду. Двое полтесков продолжили двигаться в сторону дальнего края поля, и их фигуры из-за большого расстояния становились всё более размытыми синей воздушной дымкой. За лесом завитками поднимались в небо дымы костров и очагов всех оттенков серого и чёрного. Куски синего неба между белоснежными облаками смотрелись как озёра ледяной воды среди снежных берегов, а солнечный свет наполнял их живыми тенями и глубиной. Вороны, растревоженные не на шутку появлением новый хозяев поля мертвецов, с невообразимым шумом крыльев и оглушительным криком стали подниматься вокруг них большими стаями. Взлетали и отдельные огромные, и старые чёрные вороны. Они все вместе начали кружить над полем плотной завесой, таская под собой по земле огромные тени, словно куски вернувшейся ночи. Отдельные птицы пролетали над головами живых людей так низко, что их можно было достать рукой. Недовольное, надтреснутое карканье падало сверху, как каменный дождь, навевало ужас и предчувствие великой беды, уже начавшейся недавно в этом проклятом месте, и расползающейся теперь по всему миру как чума…

Глава пятнадцатая

ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД

Бесконечный полдень всё ещё длился. Солнце пригвоздили на половине дороги между синей полоской Судет на западе и холмистого Есеника на востоке. Ещё дальше на востоке, на краю неба, там, где недавно было всё пустынно и прозрачно, огромными глыбами повисли сизые дождевые облака. Под ними горы и леса казались двухцветными. Бело-чёрными. Утратившим цвет. Чёрные облака перемежались с серыми облаками, белое небо, чёрные и серые горы, серые дымы, чёрный лес, чёрные птицы…

— Ты тоже это видишь? — с тревогой в голосе спросил Ладри своего наставника, указывая туда рукой, — там всё двухцветное.

— О чём ты говоришь? — недоумённо переспросил его Ацур, отрываясь от обсуждения с Рагдаем того, стоит ли пытаться разговорить старуху, или сердобольно оставить её спокойно умереть — что там?

Мальчик снова указал на бесцветную даль, но в это мгновение мистическая картина исчезла, уступив место обычному миру. Может быть этой однотонности и не было вовсе, а Ладри только всё это почудилось от волнения.

— Зачем с нами всё время таскается этот глупый мальчишка? — спросил Стовов громко, ни к кому особенно не обращаясь, — отвлекает всех только он.

Ацур понял, что князь говорит это именно для него, но только неопределённо пожал плечами.

Рагдай продолжил расспрашивать старуху.

— По-кумански она, кажется, понимает, — сказал он сам себе, после того как попытался безуспешно задавать вопросы на разных степных языках, даже на тех, что знал не вполне хорошо.

Поймав в стеклянных глазах женщины далекий отблеск разумной мысли, он пробормотал себе под нос:

— Интересно, смогу ли я прочитать её мысли?

— Учение мёртвых персидских магов, интересно, сможет тут помочь? — с загадочным видом произнёс вслед за этим Рагдай, слез с коня, и, протянув руку над головой старухи, и, закрыв глаза, произнёс, — покажи мне, старая женщина, что ты видела в ту ночь убийства твоего народа!

Стоявшему рядом с ним Хилопу было хорошо видно, как наливаются жилы на висках кудесника, а ворсинки на его плаще поднимаются, будто шерсть на разъярённом животном, мухи перестают садиться на его лицо и руки, а повисают в воздухе, словно попав в невидимую паутину. Хилоп с трудом преодолел желание отойти подальше, и даже броситься бежать от безотчётного ужаса. Но стреблянский охотник пересилил себя, как всегда делал, когда нужно было переломить страх, но на всякий случай закрыл глаза, ощущая волну холода в животе. Неожиданно он почувствовал, что чары спали. Стреблянин открыл глаза и увидел, что Рагдай уже отдёрнул руку от головы старухи, лицо его покрыто испариной, глаза покраснели, а дыхание тяжёлое, словно он долго бежал.

— Не помогает моя сила и умение, чтобы разговорить её, — сказал Рагдай глухо, — не умею я это делать так хорошо, как написано в папирусных свитках «Некрономикона»!

— А сколько мы жира в лампах сожгли по ночам в Константинополе, чтобы её перевести и вникнуть в суть… — сказал слуга книжника, — чуть не ослепли, а всё зря, обман один…

Старуха в этот момент прошамкала еле слышно:

— Камчи бур…

— Волхв! — значительно и непонятно почему, сказал Оря, — разговорил всё-таки её!