— А-а, — протянул князь.

— Да и как не плакать, ваше сиятельство, такое горе.

— Это верно, но…

Князь не докончил своей фразы.

— Не узнаю я совсем ее сиятельство. Точно подменили, — продолжала между тем словоохотливая Федосья.

— А что?

— Да так. Точно она, и точно не она.

— Что ты за вздор мелешь?

— Это я к тому, ваше сиятельство, что как горе-то меняет.

— В чем же ты находишь перемену?

— Да, к примеру сказать, хоть относительно вас, ваше сиятельство; еще с неделю тому назад только вы, ваше сиятельство, у нее и на языке были, а теперь — ведь я своим глупым умишком раскидываю, следовало бы им вас принять, а то не могу да не могу. И какая тому причина, ума не приложу.

— Пускай отдохнет, выплачется, — со вздохом ответил князь.

— Оно так-то так, но все-таки… — начала было снова Федосья, но князь Сергей Сергеевич резко перебил ее:

— Ну, хорошо, хорошо, это уже наше с ней дело. Идите к ней и, главное, ничем ее не раздражайте. Если спросит обо мне, то скажите, что я был несколько раз и прошу ее уведомить, когда она меня сможет принять.

— Слушаю-с, ваше сиятельство.

Князь Сергей Сергеевич уехал и действительно целую неделю не показывался в Зиновьеве, ограничиваясь присылкой ежедневно нарочного «справляться о здоровье ее сиятельства».

Наконец, посланный вернулся однажды с утешительным известием, что ее сиятельство чувствует себя лучше и просят его сиятельство завтра пожаловать к ним. Не надо описывать радость, которую испытал князь Сергей Сергеевич при этом известии. Он не спал всю ночь, дожидаясь часа желанного свидания. Наконец, этот час настал, и князь поехал в Зиновьево.

Княжна Людмила Васильевна приняла его в бывшем кабинете ее покойной матери.

«И она и не она!» — мелькнуло в его уме выражение Федосьи, высказавшейся неодобрительно об изменившихся отношениях княжны к нему, ее жениху.

Хотя князь, как мы видели, тотчас же прекратил этот разговор, но слова старой служанки запали в его голову. В эту неделю своего невольного затворничества в Луговом он часто возвращался к воспоминанию об этих словах.

Ему казалось, что он нашел причину перемены княжны в отношении к нему. Пораженная обрушившимся несчастьем, она, как и он, приписала его легкомысленному поступку князя, из простого любопытства, из желания угодить ее капризу открывшему роковую беседку. Ее, княжну, поразил удар за это нарушение дедовского заклятия, как близкое к нарушителю существо, как невесту его, князя Лугового. Естественно, что она, разбитая и нравственно и физически последствием, не могла отнестись равнодушно к причине. Причиною же она считала его, князя. Она обвиняла его.

«Это пройдет, конечно, пройдет со временем, — думал князь Сергей Сергеевич. — Не может же она не рассудить, что у него не было в данном случае никакого желания, ни даже мысли причинить ей зло. Она ведь знает, как он любит ее, знает, что он готов пожертвовать для нее жизнью. Разорвать отношения только вследствие этой сумасбродной мысли — это было бы сумасшествием».

«Она не в себе, помутилась», — мелькало в его уме выражение Федосьи.

Тогда, конечно, можно было ожидать всего, но Бог не допустит этого.

Утром и вечером князь Сергей Сергеевич горячо молился, и молитва укрепляла его, поселяла надежду в его истерзанном сердце. Он терпеливо ждал свидания, которое должно было, по его мнению, разъяснить все.

Наконец, он дождался его.

Княжна Людмила Васильевна встала с кресла при входе его в кабинет и пошла к нему навстречу усталой походкой. Князь наклонился к поданной ею ему руке и горячо поцеловал ее. Чуть заметная усмешка мелькнула на побелевших губах княжны.

— Садитесь, князь! — тихо сказала она.

Он не узнал ее голоса, но повиновался и, только тогда, когда сел в кресло, противоположное тому, в которое снова опустилась княжна, взглянул на нее.

Она страшно изменилась. Бледная, худая, с опухшими от слез глазами, она была неузнаваема.

— Княжна, поберегите себя, — невольно вырвалось у него восклицание.

— Зачем? — почти шепотом начала она. — Судьба отняла у меня двух самых близких мне людей: мою мать, которую я боготворила, Таню, которая была моей подругой детства и которую я так любила.

При последнем слове голос княжны дрогнул.

— Вы забываете, княжна, что есть еще один человек, который готов за вас умереть! — заметил князь Сергей Сергеевич.

— Я не забываю этого, князь… и благодарю вас. Но судьба, видно, против того, чтобы этот человек сделался мне близким…

— Что вы говорите, княжна! — побледнел князь.

— По крайней мере, в скором времени. Вы, конечно, понимаете, что после всего случившегося нельзя думать о свадьбе ранее истечения года.

— Я понимаю это, — упавшим голосом проговорил князь.

— А год — много времени. Может все переменится. Вы уедете в Петербург.

— Я полагал, что и вам следовало бы ехать туда же. Жизнь здесь, полная тяжелых воспоминаний, немыслима.

— Вы правы, я тоже поеду туда.

— В качестве моей невесты государыня не откажет взять вас под свое покровительство.

— С этим я не согласна, князь. Что будет через год, я не знаю; если вы не изменитесь в ваших чувствах и возобновите ваше предложение, я, быть может, приму его, но теперь я освобождаю вас от вашего слова и надеюсь, что вы освободите и меня. Я написала дяде и найти покровительство государыни могу в качестве его племянницы или даже просто в качестве княжны Полторацкой.

Князь не верил своим ушам. Он сидел бледный, уничтоженный.

Княжна Людмила заметила впечатление, произведенное на жениха ее последним словом. Ей, видимо, стало жалко его.

— Это не разрыв, князь, это только необходимая отсрочка…

Князь Сергей Сергеевич, казалось, не слыхал этих слов. Он продолжал смотреть на княжну почти безумными глазами.

«И она и не она… Не в себе… Помутилась…» — пронеслись в его голове эти слова Федосьи.

Только через несколько минут он овладел собой.

— Вы отказываете мне в вашей руке, княжна?

— Ничуть… Я повторяю вам, князь, что это лишь неизбежная отсрочка… Вы сами согласитесь со мной, что до истечения года траура не может быть речи о свадьбе…

Княжна остановилась, как бы желая слышать подтверждение от своего жениха. Князь молча наклонил голову.

— Целый год быть женихом и невестой, — продолжала княжна Людмила Васильевна, — это будет стеснительно и для меня и для вас…

Князь Сергей Сергеевич сделал жест возражения. Княжна остановилась, видимо желая дать ему высказаться, но он молчал. На лице его проходили одна за другой тени, указывавшие на переживаемые им внутренние страдания.