Выходит, деньги — самое главное, а все остальное — ерунда. Но это же страшно! Что делать тогда крестьянам, которые денег почти не видят? Деньги в поле не растут, сколько горы ни ровняй, в земле ни ковыряйся. В лучшем случае на прокорм хватит. Но это еще счастливчики, у кого есть поля. А у безземельных, хочешь не хочешь, одна дорога — на заработки.

В Китае в деревнях — двести семьдесят миллионов человек, но только сто миллионов живут за счет земли. На остальных — а это сто семьдесят миллионов — ее не хватает. Из них миллионов девяносто работают в местной промышленности, и восьмидесяти миллионам приходится искать счастья в больших городах. Наплыв этой лишней рабочей силы называли тогда в Китае «Слепым потоком». Потом, правда, переименовали в «Народное течение». Хотя «Слепой поток», мне кажется, больше подходит — люди бредут в потемках на маячащий впереди лучик света. Так светят деньги.

Обо всем этом я узнал от прыщавого малого, простоявшего у меня за спиной всю дорогу до Гуанчжоу. Скучно было просто так стоять, вот он и взялся растолковывать мне, что к чему. Звали его Дун Чжэнь. Высокий, худой как щепка; одежда на нем висела как на вешалке. Лицо усыпано гнойными прыщами. Двадцать лет, на три года моложе меня. В общем, урод, но башковитый. Про все знал. Он был родом из небольшого городка на границе с Тибетским автономным округом. Добирался оттуда с пересадками в Гуанчжоу, в педагогический институт.

— Вот ты знаешь, сколько народу двинется из Сычуани в Гуанчжоу после Нового года? — спросил он меня.

Я покачал головой. У нас в деревне четыреста человек. Я и представить не мог, когда много людей. Например, сказали бы мне: вся Сычуань. А сколько это? Я даже карту никогда не видел.

— Понятия не имею.

— Примерно девятьсот тысяч.

— И куда они все рванут?

— Туда же, куда и ты. В Гуанчжоу. И в дельту Чжуцзян.[34]

Девятьсот тысяч в один город! Как же там найти работу? Я проделал такой путь на автобусе, по железной дороге, но совершенно не представлял, что такое большой город.

— А там никто не помогает приезжим устроиться на работу?

Дун Чжэнь хмыкнул:

— Дурак! Кто тебе помогать будет? Все сам, только сам.

Услышав эти слова, я совсем пал духом. Я считал себя довольно умным и сообразительным, хотя не имел ни образования, ни опыта — ведь до отъезда из деревни я только пас коз да вязал соломенные шляпы на фабрике. На какую работу меня могли взять в городе? Вспомнив, что Цзянь Пин работал на стройке, я спросил Дун Чжэня:

— Может, мне на стройку?

— На стройке каждый может работать. Желающих хоть отбавляй, — сказал Дун Чжэнь, сделав глоток из фляги с водой. Увидев мой завистливый взгляд, предложил: — Хочешь хлебнуть?

Вода пахла болотом, но я все равно был ему благодарен. Вот человек! Денег не попросил. Из всего вагона один Дун Чжэнь ехал поступать в институт. Раньше я думал: раз интеллигенция — значит, должен смотреть на крестьян сверху вниз. Но Дун Чжэнь был совсем не такой — искренний и добрый.

— В городе наверняка есть места, где набирают рабочих, — продолжал он. — Отправляйся туда и жди. Я слышал, в первую очередь берут тех, кто приходит со своей лопатой или с каким-нибудь инструментом.

— А моя сестренка? Для нее найдется работа?

— Можно устроиться няней к ребенку, уборщицей, в больницу белье стирать, в прачечную, в морг, покойников к похоронам готовить. Еще в крематорий или чай кому-нибудь подавать. Но это все малоценная работа, платят мало.

— Откуда ты все знаешь?

— Ну ты скажешь! — рассмеялся Дун Чжэнь, показывая розовые десны. — Это всем известно. Только ты один не в курсе. Ничего! Тебе расскажут. Народ у нас разговорчивый. У вас в деревне наверняка кто-нибудь ездил на заработки. Или тебя там за своего не считают?

Сам не знаю, отчего я разозлился. В деревне с нами мало кто разговаривал. И не только потому, что наша семья — голь перекатная. Еще из-за деда, который пророчил всякие беды, и из-за того случая — в деревне болтали, что у нас брат убил брата. Со мной водил дружбу только Цзянь Пин. Который утонул. Мои раздумья прервал Дун Чжэнь — многозначительно шепнул мне на ухо:

— Мне кажется, твою сестру вряд ли устроит такая работа, про которую я говорил.

Я обернулся. Мэйкунь рядом не было. Она стояла возле настежь распахнутой двери уборной и о чем-то дружелюбно болтала с бандитской троицей. Они все вдруг засмеялись. Над чем это, интересно? Пассажиры, как по команде, повернули головы к уборной. Мэйкунь смотрела на вожака снизу вверх. Неужели она с ним кокетничает?! Мне стало тошно.

Дун Чжэнь ткнул меня в бок:

— Глянь! Сестра твоя вроде поладила с этими типами.

— Да ничего подобного! Представление разыгрывает, чтобы деньги за уборную не платить.

— Здорово у нее получается. Натурально. Смотри-ка, она его шлепнула.

Сестра, над чем-то смеясь, похлопала бандита по руке. Тот скорчил шутливую гримасу, притворяясь, что ему больно.

— Ладно, бог с ними!

Дун Чжэнь заметил, что злюсь, но продолжал насмехаться:

— Ты так переживаешь, будто вы не брат с сестрой, а любовники.

Я сделался красный как рак. Потому что Дун Чжэнь попал в точку. Стыдно признаться, но Мэйкунь в самом деле мне очень нравилась. На фабрике, где плели соломенные шляпы, кроме парней, работали и молоденькие девчонки, человек десять. Они так и липли ко мне, все время старались заговорить, но не вызывали у меня никакого интереса. Ни одна сестре и в подметки не годилась.

— Как бы она не смоталась вместе с этим гангстером.

— Мэйкунь не такая дура.

Я и подумать не мог, что все получится так, как сказал Дун Чжэнь. Когда поезд прибыл на вокзал Гуанчжоу, Мэйкунь спрыгнула на платформу и с сияющим видом заявила:

— Не возражаешь, если мы здесь расстанемся?

Я не поверил своим ушам:

— Ты серьезно?

— Да! Я уже нашла работу, — гордо заявила она.

— Какую? Где?

— В первоклассной гостинице буду работать.

Преодолевая накопившуюся за двое суток усталость, я, споткнувшись, спустился на платформу.

— Парни обещали меня устроить, так что я еду с ними. — Сестра кивнула туда, где стояли ее новые знакомые.

Я направился к ним и сердито обратился к тому, который в Чунцине сунул мне в руки дубину:

— Куда вы тащите мою сестру?

— А!.. Чжэчжун? Я — Цзиньлун. Твоя сестра сказала, что ищет работу, и я ей предложил. Гостиница «Белый лебедь». Место завидное, желающих хоть отбавляй. Так что, считай, повезло сестре, — проговорил Цзиньлун, неторопливо поправляя белый шарф на шее.