— А в сортир никто не хочет? Двадцать юаней. Не хотите? Ну ссыте на пол, — подал голос «хозяин» уборной.

Выждав время, он снова открыл свою лавочку. Женщина с младенцем на руках быстро подняла руку. За ней — одна девчонка из четверки. Женщина передала ребенка мужу, он вручил ей деньги. Девчонка тоже достала деньги из кармана. Не иначе последние, но не могла же она наложить кучу прямо на виду у всех! Обе стали проталкиваться к уборной. Получив дань, бандит дал им по клочку бумаги.

— Нате, подотритесь! Глядите, чтоб чисто было. Там, между прочим, люди едут.

Из уборной вышли его дружки. Оба — копия главаря. Под пиджаками свитера, длинные шарфы, отличавшиеся только цветом. У одного черные солнечные очки. Короче, «шестерки». Все трое на вид — моего возраста. Женщины вышли из уборной, и туда потянулись сразу еще несколько человек. Я сунул сестре деньги.

— Ты тоже иди.

Она скривилась — как это все противно! — но все-таки двинулась по проходу сквозь тесный строй пассажиров.

«Как бы этот бандит к ней не привязался», — с тревогой думал я, глядя ей вслед.

— Ты откуда будешь? — остановил он сестру, и та стала что-то объяснять, показывая на меня.

Слов я не расслышал. Бандит бросил на меня быстрый взгляд и засмеялся, показывая белые зубы:

— Брат, значит?

Я разозлился, опустил взгляд.

— Не закипай! Это же привилегированный класс, — шепнул мне прыщавый парень.

— Привилегированный?

— Ага! Привилегированный класс. Сортиры приватизировали. Капитализм называется! Смех один. Болваны, пляшут под дудку Дэн Сяопина. Вот я еду в Гуанчжоу поступать в педагогический институт. А эти даже писать не умеют. Мусор!

— Может, они и мусор, но в уборную к ним пойдешь.

— Ни за что! Сдохну, а не пойду. Ни гроша от меня не получат.

«Что ж я теперь, как и ты, в целлофановый пакет должен?» — хотел сказать я, но промолчал. Тогда я смотрел на вещи, как ребенок. Думал, на свете есть разные люди. А как все на самом деле устроено, я в первый раз понял в том самом поезде. Ведь до той поездки, кроме своей деревни, где жило всего четыреста человек, я ничего не знал и не видел. Спасибо прыщавому и бандиту: научили, что такое капитализм.

— Теперь ты. Пойдешь? — предложила сестра, возвращаясь на место.

— Потерплю пока. Может, эти гады еще сойдут до Гуанчжоу.

Сестра покачала головой:

— Нет. Они как раз туда и едут. Кстати, оказались не такие плохие, как мы думали. Я хотела им заплатить, а он говорит: «Не надо». Ничего не взял. И с тебя ничего не возьмет.

— Почему это?

Возмущенный, я схватил ее за плечо. Она мягко освободилась от моей хватки.

— Потому что я ему понравилась.

— Ты с ним смеялась, — отрезал я.

Сестра посмотрела на меня с сожалением:

— Что ты такое говоришь? Чтобы выжить, мы должны пользоваться всем, чем только можно. Любой возможностью. Мы же взяли деньги на свадьбу.

Я совсем запутался и принялся разглядывать потолок вагона. Мы с сестрой были как одно целое, но при этом она думала не так, как я. Почему-то это меня ранило.

Вагон резко дернулся, пассажиры едва устояли на ногах. Состав вдруг резко сбросил скорость. В окнах поплыли освещенные высокие здания, телеграфные столбы. Город! — возбужденно подумал я. Поезд прибыл в Нунции. Чунцин! Чунцин! По вагону пронесся ропот, в котором смешались надежда и тревога.

За спиной раздался голос Однозубого, затихшего после того, как Мэйкунь его осадила:

— Вы вроде без билетов едете? Я видел, как вы вместе с другими пролезли. — Он помахал розовым билетом у меня перед носом. — Всех, кто без билета, ссадят — и в тюрьму.

Сестра испуганно посмотрела на меня. Тем временем состав подкатил к платформе. Чунцин — город большой, отсюда отправляются поезда на юг, и нам, скорее всего, предстояло выдержать штурм крестьян, добиравшихся в Чунцин разными путями. Они уже стоят на платформе сплошной стеной, думал я.

Расталкивая пассажиров, ко мне подошел «хозяин» уборной. В руке у него была толстая дубинка. Я понял, что он никого больше не собирается пускать в наш вагон. Ни единого человека. Он протянул мне дубинку со словами:

— Держи! Поможешь!

Делать нечего, я пошел за ним. В этот момент неожиданно открылась дверь. На платформе не было ни души. Я не знал, что и думать, и тут передо мной возник железнодорожник, а вместе с ним — охранник с пистолетом в руке. Я растерянно опустил дубинку.

— Проверка билетов. Приготовьте проездные документы. Безбилетные — на выход.

Все подняли над головой розовые билеты. Из всей толпы, ехавшей в вагоне, билетов не было только у нас с сестрой. Мы опустили головы.

— Вы без билетов? — услышал я вопрос охранника и открыл было рот, чтобы объяснить, как так получилось, но наш мафиози жестом остановил меня:

— Он заплатит сколько нужно.

Охранник тут же шепнул что-то стоявшему рядом железнодорожнику. Скорчив суровую физиономию, тот объявил:

— До Гуанчжоу — двести.

Полный беспредел! По закону один билет до Гуанчжоу стоил юаней тридцать. Разницу охранник и железнодорожник решили поделить.

— Поторгуйся с ними! — послышался из глубины вагона голос Прыщавого.

Я набрался смелости и начал торговаться:

— Двести за двоих.

— Давайте на выход! — Железнодорожник отрицательно тряхнул головой. — Вы арестованы за безбилетный проезд.

Охранник наставил на меня пистолет. В отчаянии я поднял цену:

— Триста за двоих!

— Четыреста!

— Но вы же совсем ничего не сбросили! Давайте хотя бы за триста пятьдесят!

Железнодорожник и охранник опять пошептались. Я с дрожью ждал, что они решат. Наконец железнодорожник с важным видом кивнул. Я вытащил из кармана деньги, он взамен сунул мне в ладонь билеты — два клочка тонкой бумаги — и закрыл дверь.

И мы поехали дальше, в Гуанчжоу, покупая по дороге что-нибудь у пассажиров, чтобы утолить голод и жажду. Руки мои больше не дрожали, когда я у всех на глазах отсчитывал деньги. От нашего богатства осталось всего ничего. Было жалко до слез. Почему мы ничего не взяли с собой в дорогу? Как я не сообразил? Тогда не пришлось бы тратить сестрин свадебный подарок. Каким же простаком я был! И представить не мог, что в города рвется такая масса народу. Это стало для меня уроком. В Гуанчжоу мы приехали с сотней юаней в кармане. Было пятьсот, осталось сто.

Однако я окончательно уяснил для себя одну вещь: есть деньги — можно жить. Я усвоил этот урок от того самого бандита, хотя он и не собирался меня учить. Это долгое жестокое путешествие показало мне, деревенщине, что любые средства хороши. В битком набитом вагоне я понял, что такое спрос и предложение.