Кто ж их разберёт?…

Мы молча продолжаем ехать на север, двигаясь по широкой улице Гранс Патрика[25]. Люди, оживившиеся с появлением солнца, вышли на улицу армиями, заполняя пёстрой сероватой массой тел мостовые. В светлое время суток они не прочь пройтись по улицам, но с наступлением темноты их всех как ветром сдует.

– А как звали того наёмника, который начал давать показания? – уставившись в окно, спросил я.

– Цвальдус Пешрус, – растеряно ответила Салли, – А что?

– Нет, ничего, просто спросил.

На просторном пятачке на улице вовсю горланит оратор, красноречиво махая руками в толпу. Эпатажная эмоциональная манера донести свои слова до слушателей выдаёт в нём засланного одним из кандидатов носителя его предвыборной кампании. Перед ним, активно описывающим достоинства того или иного кандидата, собралась существенная группа избирателей, готовых внимать каждому слову мастера красивых фраз. В той же группе явно выделяются крепкие ребята, ждущие только того, как оратор закончит и пойдёт домой. В одной из подворотен они его и догонят, чтобы на кулаках доказать преимущество их кандидата.

И нет никакой уверенности, что нахмуренные ребята с пудовыми кулаками не нарвутся в погоне за оратором на таких же, как они, защитников горластого…

– Арика же ведь не больна? – внезапно раздался робкий голос Салли.

Отвечать ей неправдой будет довольно непросто, так как сомнения в её голосе чувствуется мало – она скорее уточняет. Но и раскрыть тайну своей служанки человеку, которого при всём желании не назовёшь близким…

– Я не могу сказать, – после долгих раздумий вымучил я уклончивый ответ.

– Тут всё очевидно, – поддала Салли.

Меня будто старушка ударила букетом цветов – не больно, не обидно, но решительно ничего не понятно…

– Зачем тогда спрашивала?

– Хотела проверить, доверяешь ли ты мне, – пожала хрупкими плечиками Салли.

– Это же чужая тайна, как я могу её кому-то рассказать? – уныло промычал я.

Девушка с деланной строгостью на лице скрестила руки и иронично спросила:

– Так ты мне не доверяешь, Август?

– Я знаю тебя примерно неделю! – я не на шутку возмущён её претензиям, – Не вижу особых причин доверять тебе.

– Но мы же коллеги, – девушка продолжила веселиться всласть.

– И что? В Парламенте все тоже друг другу коллеги, но им только Уголовный Кодекс мешает друг другу глотки рвать!

Девушка тоненько захихикала, зачем-то стараясь при этом выдерживать строгое выражение лица. Это выяснение взаимоотношений ей доставляет огромное удовольствие.

– Я тебе нравлюсь? – с вызовом спросила Салли.

– Тебя вполне можно терпеть, – ответил я закатив глаза.

– Меня устроит только ответ «да» или «нет»! – веселить Салли решила от души.

– Тогда нет! – раздражённо бросил я.

– Нет? – с картинным удивлением переспросила девушка, хлопнув большими карими глазами.

– Да.

– Всё же, да?

– Нет! Тебе интересно, нравишься ли ты мне, так вот я отвечаю «нет»!

Любая другая на её месте обиделась бы и заплакала, но не Салли. Салли словно услышала именно то, что и хотела услышать. Как можно понять эту девушку?

– Знаешь, а ты очень терпеливый, – разом став серьёзной, проронила Салли.

– Напротив, никогда терпением не отличался.

– Совсем наоборот! Я уже работала в группе, но… уже через пару-тройку дней на меня начинают кричать буквально все, и коллектив распадается. Мы же работаем вместе уже пятый день! Абсолютный рекорд для меня…

То, что у неё не ладится с общением из-за напористости, жёсткости и излишней самоуверенности, я практически наверняка знал. Только столкнувшись с таким же как она коллегой в лице меня, она сумела нормально сработаться. Готов спорить, все её коллеги были мужчинами. Сильным пол так часто становится слабым, когда чувствует силу слабого.

– Пришли мне памятный значок, – хрипло ответил я, откинувшись на спинку сиденья.

Наша улица начала сворачивать, но кучер выбрал неприметный поворот на узенькую улочку и направил экипаж по ней, продолжая ехать чётко на север. На улице оказалось крайне много булочных и кондитерских – рай для детей.

– Как думаешь, сегодня всё закончится? – не желает устанавливать тишину Салли.

– Предлагаешь ставки сделать? – укорил я девушку за странный вопрос.

– Ну, а если?

Глупый вопрос. Что-то мисс Фер зачастила с ними.

– Буду доволен, если это прекратиться, – равнодушно ответил я.

– Тогда Арика и Истериан будут в безопасности? – уточнила Салли, подавшись чуть вперёд, чтобы видеть под полой шляпы мои опущенные глаза.

– Они и так в безопасности. Если эти уроды знают, где я живу, то им не составит труда прийти и перебить в моём доме всех. Ту же Арику мы не раз оставляли одну, но с ней ничего не случилось… они им просто не нужны, угрозы их жизням и здоровью нет. Я помогаю тебе по совершенно иным причинам.

– И каким? – подхватила девушка.

– Во-первых, хочу забрать у ублюдка Рокфеллера артефакты Ордена, которые он ошибочно принял за игрушки, – я еле удержался, чтобы не разнести полкареты в щепки, – И во-вторых, хочу снять с себя глупые обвинения и зажить дальше спокойно.

Салли понимающе кивнула, но не удержалась от ехидной издёвки:

– А я думала, ты жаждешь помочь обществу, спасти Гольх от преступности, – подражая пафосному голосу патриотичных ораторов, высказалась кудрявая миниатюрная девушка.

– Гольх ничего для меня не сделал, чтобы я спасал его…

– Он ни для кого ничего не сделал, – философски заметила Салли, – Бывала я в разных городах и странах, но Гольх – самый дряной, закоснелый и хмурый город. Если весь мир – это вон тот кабак, – девушка указала в окно на неказистое грязное здание, – То Гольх – его туалет… А ты много где бывал?

Вероятно, хвастаться будет неправильным, но я-то явно посетил больше мест, чем моя собеседница. К примеру, я трижды пешком исходил Континент от Бурного Океана, омывающего с запада Континент, и до самых границ Славии[26].

– За сотню лет пришлось помотаться по миру.