Физруков и клубных сидельцев встряхну сам. Не городок, а монастырь, да в том хоть колокола да молитвы звучали, а у нас только чьих матерей не поминают!»

Обстановка разрядилась, хотя выступление комдива подействовало на всех лучше любой накачки.

Матерился Маргелов «изящно», незлобиво и не оскорбительно, и не для эффекта или связки слов, а для выхода эмоций, накопившихся в душе.

Май 1945 года. Маргелов расхаживает перед немецкими генералами. Гельмут Беккер, командир дивизии СС «Мертвая голова», оставивший страшный кровавый след на советской земле, рядом с ним не менее известные генералы: командиры дивизии «Великая Германия» и Полицейской дивизии СС. «Плюнуть бы им в хари, а затем кулаком вмазать, по-русски», – произнес Маргелов, а потом добавив «Войне п…ц! Вот вам х…, а не Россия! Ферштейн?» Последующий интернациональный жест, который продемонстрировал советский генерал со Звездой Героя на груди, не требовал перевода. (Кстати, Беккера вернули русским союзники, когда тот, не дожидаясь развязки, с сотней таких же, как он, не пожелавших сдаться советским войскам, рванул в Альпы, американцы справедливо посчитали, что не им его судить. Военный трибунал Киевского военного округа приговорил Беккера к двадцати пяти годам заключения).

Для «заплывших жиром» офицеров и генералов командующий ВДВ, образец подтянутости и собранности, – сущая гроза. Горе тому, кто попадал под острое слово Василия Филипповича. Аудитория надрывала животы, а каково было ленивцам?

Но то, что было позволительно и даже извинительно в офицерской аудитории (как тут не вспомнить о расхожей шутке по поводу ответа на вопрос анкеты: «Какими языками владеете?» – «Командирским и матерным»), никогда не звучало при солдатах и курсантах. Василий Филиппович считал их своими сынами, порой крепко поругивал за нерасторопность и неумение, но никогда не позволял себе выйти за рамки сдержанности, свойственной людям, много пережившим и умудренным жизненным опытом.

Когда в 1956 году миновали злополучные события в Венгрии, Г. К. Жуков предложил командующему ВДВ выступить на совещании в Министерстве обороны, где подводились итоги боев в Будапеште и других городах. Докладывать о том, в чем он сам участия не принимал, было тяжким делом для B. Ф. Маргелова. Для начала он дотошно «допросил» командиров полков и дивизий о реальных действиях десантников, а командира 31-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерала П. М. Рябова и начальника политотдела дивизии C. М. Золотова прихватил с собой.

«Это было в начале 1957 года, – вспоминал С. М. Золотов. – Командира дивизии генерала Рябова и меня без предварительного предупреждения вызвали в Москву. Командующий ВДВ генерал Маргелов сообщил нам, что завтра состоится коллегия министерства обороны. Надо быть готовыми подробно доложить о мерах, принятых к лицам, допустившим бесчинства и «барахольство».

Комдив 31-й и начальник политотдела слова не получили. В. Ф. Маргелов, скрепя сердце и необычайно волнуясь, все же сделал доклад. Суть его сводилась к следующему:

«Мы изрядно позабыли с войны о том, что Европа – страна городов, населенных пунктов. Карты оказались старые, без внесенных изменений… Гранатомет и “безоткатка” (орудие Б-10. – Á. Е.) в руках умелых бойцов гораздо более эффективное средство, чем открытый бронетранспортер или танк. Эти огневые средства нуждаются в доработке и в повсеместном внедрении в войска. Связь наша – дедовская, рации тяжелы… На опыте боев в Будапеште будем учиться, проводить занятия, сосредоточив внимание на способах и приемах действия десанта в городских условиях. Это наш пробел».

Выступающих на коллегии Минобороны было много. Жуков не терпел верхоглядства и, подводя итоги, заметил, что доклады военачальников – лишь наметки на более детальную проработку всех вопросов взаимодействия, работы штабов, тылового обеспечения. Прозвучала команда: «Товарищи офицеры!», объявлявшая об окончании совещания. Георгий Константинович обратился к командующему ВДВ. «Зайди ко мне, Маргелов». О содержании беседы министра обороны и командующего ВДВ рассказывает С. М. Золотов.

«Командующий ВДВ пригласил нас к министру обороны. Маршал Жуков находился в отдельном кабинете, сидел в кресле. Поздоровавшись с нами, он в строгом тоне потребовал доложить ему, что делается в частях дивизии на новом месте дислокации и как решается вопрос с жильем для личного состава.

Мы коротко рассказали ему о положении войск и деликатно попросили оказать нам помощь в обеспечении жилой площадью офицерских семей. Других просьб мы не высказали. Обещали своими силами решить вопросы, связанные с созданием учебно-материальной базы и укрытием вооружения и транспорта. Настроение его улучшилось, однако чувствовалась некоторая усталость…

Министр обороны поблагодарил нас за активное участие в выполнении боевых задач в Венгрии. Просил передать соболезнования родным и близким воинов-десантников, погибших в ходе венгерских событий. Одновременно пообещал оказать помощь в обустройстве частей дивизии на новом месте дислокации (города Черновцы и Коломыя. – Á. Е.)».

С. М. Золотову нельзя отказать в наблюдательности. У маршала Жукова в то время действительно накопилась усталость. Четвертая Звезда Героя Советского Союза, которую он получил при активном содействии Н. С. Хрущева в декабре 1956 года, оказалась в какой-то степени роковой: 19 октября 1957 года на заседании Президиума ЦК КПСС министр обороны был обвинен во всех смертных грехах, в том числе в попытке принизить роль политорганов в армии, в стремлении к «бонапартизму» и самовосхвалению. В постановлении Пленума ЦК говорилось: «…В последнее время бывший министр обороны т. Жуков Г. К. нарушил ленинские партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание партийных организаций, политорганов и военных советов». Эти прегрешения дополнялись «недостаточной партийностью, потерей партийной скромности, которой учил нас В. И. Ленин».

Г. К. Жуков не походил на кабинетного сидельца и много времени проводил на учениях, в которых на первый план выходило умение войск действовать в условиях применения ядерного оружия. В начале июня 1954 года он был назначен руководителем учений на Тоцком полигоне Оренбургской области. В число генералов входил и командующий ВДВ В. Ф. Маргелов. Все, что предшествовало подготовке к этим экспериментальным учениям, осуществлялось в условиях строжайшей тайны. Планировалась ли на учениях выброска десанта? Косвенные свидетельства позволяют ответить на этот вопрос утвердительно. Для этой цели готовился один батальон 331-го полка 98-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. В учебном кинофильме, снятом операторами киностудии Министерства обороны, который подробно освещал ход учений, десантирование каких-либо подразделений не показано. Десантники действовали в общей массе войск, количество которых составляло 45 тысяч человек.

Все участники учений на Тоцком полигоне, которые получили кодовое название «Снежок», давали письменную подписку о неразглашении государственной и военной тайны сроком на двадцать пять лет.

Можно себе представить, каково было положение В. Ф. Маргелова. Вместо отчетливых распоряжений – расплывчатые указания и недомолвки о некоем «секретном оружии» со словами «примерно», «если вдруг» и тому подобное. Даже он, командующий ВДВ, смутно представлял, каковы будут последствия испытаний, о которых в генеральских кулуарах тайком поговаривали: «Это будет почище Хиросимы». Но, побывав в батальоне накануне учения, Маргелов убедился, что гвардейцы времени даром не теряли и превратили участок пустынной местности в показательный укрепрайон с отменно оборудованными траншеями, переходами, блиндажами и капонирами. Увы, индивидуальные средства защиты не отличались оригинальностью – противогаз и плащ-палатка были слабым прикрытием от радиационного излучения.