Сандоваль три дня возился под Истапаланом, не в силах выбить местную армию из речных кварталов. В конце концов он набрал несколько бочонков черной горючей жидкости из бурлящих на поверхности луж, облил ею часть строений и поджег. Дьявольская природа жидкости была такова, что она могла гореть даже на воде, растекаясь по ней тонкой пленкой. От нее занялся и недавно поврежденный потопом город, и через два дня от него осталось только дымящееся пепелище с уродливо торчащей вверх башней дворца верховного касика. Надеявшимся хотя бы денек отдохнуть в сносных условиях, солдатам пришлось ночевать в болоте.

У Альварадо дела шли ни шатко ни валко. Кортесу хотелось бы его похвалить, но тот все время устраивал какие-то неуместные на войне шутки. В первый же день выступления, еще не дойдя до дамб, успел поссориться с де Олидом из-за того, что войска последнего заняли под ночлег все дома в селении Акольман, и даже самому дону Педро пришлось ночевать на подстилке из пальмовых ветвей. Утром Олид отпустил по этому поводу какую-то беззлобную шутку, а горячий Альварадо схватился за меч. Подчиненные едва растащили своих начальников, а капитаны с тех пор больше промеж собой не разговаривали. И зная характер обоих, можно было опасаться, что в случае попадания одного в трудное положение, второй может не поспешить ему на помощь.

От бригантин было мало толку. Озеро изобиловало мелями, и подойти к дамбам на расстояние пушечного выстрела было не всегда возможно. Мешики же придумали по ночам вбивать на промеренных фарватерах заостренные колья, и два напоровшихся на них корабля чуть не были взяты на абордаж. Только ураганный огонь с соседних судов помог отбить эту атаку.

Да еще и Шикотенкатль Молодой, прослышав о болезни отца, оставил талашкаланские отряды и направился домой. И отнюдь не из сыновей любви, просто боялся, что, если с Шикотенкатлем Старым что-то случится, один из многочисленных родственников, скорее всего его сводный брат Чичимекатекутли, тоже направится в Талашкалу, чтобы захватить там власть.

Кортес сейчас же отрядил пятерых знатных из Тескоко и двоих из Талашкалы, друзей Шикотенкатля, чтобы уговорить его вернуться, но тот решительно отверг их предложения. К тому же он прилюдно заявил, что под Мешико всех ждет погибель и война бессмысленна. Что с Куаутемоком лучше не воевать, а договариваться, а пришельцам бы вообще неплохо сесть на свои острова-крепости и отплыть восвояси. Многие талашкаланцы, основные союзники конкистадоров, возроптали, после того как лихой наскок на Мешико не удался и войска завязли на дамбах. Раньше их войны заканчивались одной битвой, теперь же им пришлось полгода участвовать в непрерывных стычках и побоищах. А без Талашкалы Кортесу было не одолеть Куаутемока.

В таком критическом положении испанцев могла выручить лишь решительность. Капитан-генерал отрядил альгуасила, а вместе с ним четверых всадников и пятерых знатных индейцев с приказом схватить Шикотенкатля и привести его в Тескоко.

Ромке до последнего не верилось, что посланцам удастся привести Шикотенкатля, но тот все-таки пришел. Гордый и независимый, как и подобает без пяти минут вождю сильной страны.

Решением Кортеса, подкрепленным видом арбалетов и ружей, его свита была разоружена и отправлена домой, а сам он был повешен за шею на центральной площади Тескоко под барабанный бой и слова Кортеса: «Этот касик уже не исправится, кроме того, в любое время нас предаст, он вреден, и советы его скверны. И нет больше времени терпеть его притворство». Уже вечером, пресытившись разговорами капитанов о том, что теперь возможна война еще и с Талашкалой, Кортес показал им сообщение, писанное под диктовку самого слепого дона Лоренсо де Варгаса, отца Шикотенкатля, в котором он не советовал капитан-генералу щадить жизнь сына-изменника. Ромке почему-то казалось, что в тот момент, когда дон Лоренсо диктовал это письмо, его затылок щекотала холодная сталь испанского стилета. Нехорошо по отношению к союзникам, но как еще можно было удержать талашкаланцев в узде?

Кортес наконец додумал какую-то важную мысль. Он стукнул кулаком по столу, отчего подпрыгнули на нем все плошки и миски, и вскочил, а Агильяр от неожиданности запятнал свою рубаху брызгами какао. Мирослав неуловимым движением спрятал нож в голенище и вопросительно уставился на командира. Капитаны примолкли.

— Кабальерос, — громыхнул он командирским басом. — Наши действия не приносят плодов. Мы несем потери, каждая убитая лошадь стоит около тысячи песо, а проку от кавалерии на узких дамбах никакого. Каждый убитый солдат — невосполнимая потеря, а мешики за ночь забирают то, что мы отвоевываем днем. С этим мириться нельзя, нам надо выработать новую стратегию.

— Так я… Это… — протянул Ромка. — Я ж предлагал разделить бригантины поровну и придать их корпусам. Равными частями.

Мирослав пожал плечами — мол, почему б и не попробовать. Капитаны согласно закивали.

— Хорошо, так и поступим. Четыре отойдут Альварадо, шесть Олиду, ему приходится тяжелее всего, и две — Сандовалю. Тринадцатая, Busca Ruido[76], столь незначительна по величине, что мало отличается от больших мешикских пирог.

Ее нужно оставить совсем, а матросов распределить по другим судам. Что еще?

— Надо засыпать каждый канал, идущий сквозь дамбу, — сказал Мирослав, овладевший испанским почище иного воюющего за испанскую корону наемника. — Выделить специальные команды в каждом корпусе, по полдюжины с каждой роты, более не надо. Пусть они скидывают в промоины обломки си, камни, доски, какие найдут. А потом стену насыпают. Ночью выставлять за нее стрелков и палить во все, что движется с той стороны. Так ночь пересидеть, а утром с новыми силами дальше, до следующего моста.

Кортес кивнул, запоминая.

— Десанты можно с бригантин высаживать, — сказал дон Лоренцо.

— Сформировать команды из лучших бойцов и, обойдя водой места сражений, отправлять их в тыл неприятелю.

— Отличная идея, — одобрил Кортес.

— Нужно наладить поставки продовольствия на дамбы, — подал голос де Тапия. — Даже раненым не хватает лепешек из маиса, а здоровым и вовсе приходится питаться корешками, вишнями, индейскими фигами и всякой выловленной из озера гадостью. Впрочем, об этом я уже докладывал.

— Да, нелегкие времена настали, — покачал головой Кортес. — Но и отступать нельзя. Если сейчас мы уйдем с дамб, окрестные индейцы встретят нас копьями, а не лепешками и цветами. Многие уже начали думать, что под мешиками им было куда лучше, чем под нами.

На корму взбежал запыхавшийся ординарец.

— Дон Эрнан, — затараторил он, — через озеро к столице направляются четыре большие лодки с припасами.

— Вот как? Давненько они больше двух не собирались. Свистать всех наверх.

Запела боцманская дудка, матросы побежали по вантам, бригантины, переваливаясь с боку на бок, потянулись из бухты. Кортес отправился на бак и приложил к глазу подзорную трубу. Ромка поднялся следом. Он и без всякой оптики различал серые черточки, медленно ползущие через бескрайнюю гладь озера. Они тоже заметили каравеллы и свернули, показывая испанцам корму.