— Если ты поступишь так, как собирался, ты, возможно, и получишь компанию, но между нами все будет кончено. Выбирай.

Опершись рукой на сложенную пополам подушку и разглядывая фигуру спящего мужа, Софи понимала, почему ей не спится. Обнаженное тело Джея, освещенное лунным светом, было восхитительно прекрасным. К тому же, кроме как в своей белой плетеной кровати-коконе, она вообще почти никогда и нигде не могла заснуть — тем менее удивительно, что не удалось ей это здесь, в его постели. Но дело даже не в этом.

Дело в том, что произошло сегодня ночью. Какой бы страстной ни была их любовь, она ничуть не сблизила их. Когда они оторвались друг от друга и Софи, обессиленная, обмякла в его объятиях, у нее возникло ощущение, что он не любил ее, а был ею одержим.

Это чувство не покидало ее и теперь. С тех пор как он вернулся из клиники, что-то переменилось. Она парила в сладостном вихре его чувств, но подспудно понимала, что питает их нечто темное. После того, что произошло в оранжерее, он взял ее на руки и принес сюда, в свою спальню, где овладел ею снова — да, только этим словом можно описать то, что произошло. Овладел. Взял.

С ним у Софи всегда было такое ощущение, будто она теряла частичку себя, но сегодня он требовал ее всю, а на это она ни за что не могла пойти. Да, он напугал ее, но еще больше она напугала себя сама, потому что на какую-то долю секунды тоже захотела этого — полностью отдаться в его власть, существовать только в нем. На короткий миг она снова возжаждала, чтобы смерч подхватил ее и затянул в свою сердцевину, и именно это желание ужаснуло ее. Ощущение было такое, словно стоит на краю обрыва и испытываешь неодолимую тягу прыгнуть вниз.

Тяжело вздохнув, Софи села, потом выбралась из постели. Ей начинало казаться, что она имеет дело с двумя разными мужчинами, и один из них пугал ее. Безоблачное счастье, которое они испытали там, в морском домике, теперь представлялось ей некой аберрацией, она начинала уставать от постоянного напряжения, от того, что не знала, кем предстанет перед ней Джей при новой встрече, даже при любовном свидании. Жизнь подражала ее снам, в которых романтический призрак, охотившийся за ней, мог легко обернуться монстром без лица — и иногда оборачивался.

На Софи оглушительное впечатление произвело то, как властно и решительно Джей заявил претензии на бэбкокский трон. Обязательства, которые он принял на себя перед лицом семьи, сулили ей то самое спокойствие, которого с прежним Джеем она никогда не знала. Но даже и в этом был некий оттенок дерзости и безрассудства человека, наносящего первый удар.

Голые ноги покрылись гусиной кожей. В доме было холодно, а поскольку Софи не собиралась оставаться здесь на ночь, она не взяла с собой пижамы, так что пришлось довольствоваться длинной белой рубашкой Джея. Обхватив себя руками, Софи подошла к дальнему окну. Из него открывался вид на расположенные рядом горы — те самые, по которым Джей лазал, бывало, задолго до того, как она его узнала... и где Ной Бэбкок чуть не застрелил ее, когда ей было четырнадцать лет.

Софи пристально вглядывалась в скалы, и сердце начало глухо стучаться в ребра.

Звук выстрела... он «катапультировал» ее память назад. Она никогда не забудет того вспоровшего слух взрыва и драматической встречи с человеком, которому предстояло заменить ей отца. Софи пряталась в лесу уже несколько недель, когда вдруг наткнулась на высоченного охотника в куртке защитного цвета и красной шляпе. Прицелившись в олениху, он был готов вот-вот спустить курок. Другого способа дать ему знать о том, что это животное тощая беглянка с трудом выходила после болезни и что необходимость ухаживать за оленихой помогла выжить ей самой, у девочки не было.

Ужас парализовал Софи. Она не могла даже крикнуть ему, чтобы он не стрелял, но, увидев, как палец охотника медленно нажимает на спусковой крючок, выскочила из кустов и закрыла дрожащее животное своим телом. Она действовала в порыве безумия. Раздался выстрел — и такое же безумие охватило охотника. Софи напугала его так сильно, что он дрожал, оттаскивая ее от оленихи, а потом стал яростно ругать за глупость.

В бешенстве швырнув Софи на землю, он рванулся прочь, но спустя несколько минут вернулся, опустился рядом с ней на колени и пристально посмотрел в глаза — в его взгляде перемешались смущение и подозрительность. Он отдавал должное храбрости, в которой этот ребенок, вероятно, превосходил даже его самого, и готовности пожертвовать собой ради беспомощного существа. Всю жизнь он считал, что слабого следует уничтожать, а эта девочка была готова отдать жизнь, чтобы спасти слабого. Побуждение оставалось для него непонятным, но отвагу он уважал.

Расспросив девочку о ее жизни и узнав, что та убежала от нерадивой тетки, которая хотела сплавить племянницу в приют, он привел ее домой и позволил Милдред вымыть ее, накормить и вволю накудахтаться над ней. Такой заботы Софи не видела и от родственников, не говоря уже о чужих людях. Даже Уоллис приняла чумазую бродяжку в свое стадо, хотя в то время Софи чувствовала ее сдержанность в отношении к себе и ей всегда было интересно узнать, что служило тому причиной: открытое восхищение ею Ноя или ее собственное сомнительнее прошлое.

Вот как она попала в Большой дом в качестве бэбкокского приемыша и вот почему впоследствии решила работать с неустроенными детишками. Она хорошо знала, что значит протянутая рука помощи. Ной оказался добрым человеком, трудным, но добрым. Софи скучала по нему.

— Софи?

Она обернулась, подумав, что Джей проснулся, но он лежал в той же позе, в какой она его оставила. Вдруг он перекатился на бок и выкинул руки перед собой, словно хотел дотронуться до чего-то.

— Я здесь, — сказала Софи, но, поскольку Джей не ответил, поняла, что он спит. На фоне безмятежной белизны простыней Джей казался еще более смуглым и беспокойным, и при виде того, как он мечется и бормочет во сне, Софи вдруг пришла в голову идея. Она не знала, является ли это выдумкой писателей, но слышала, что людей, разговаривающих во сне, иногда можно вовлечь в диалог, и решила попытаться. Не имея понятия, что будет делать, если он проснется, Софи тихо подошла к изножью кровати.

— Кто ты? — спросила она.

Он перекатил голову на подушке и пробормотал что-то нечленораздельное. Было похоже, что он повторял ее вопрос.

Софи придвинулась поближе. Теперь лицо ее было прямо напротив его лица. Медленно, четко она снова спросила, кто он.

— Ной, — ответил Джей. — Спроси Ноя.

— Ноя? Твоего отца? — Софи совершенно не понимала, что он имел в виду.

Ной был не в состоянии сказать ей, что бы то ни было. Как это ни трагично, но он очень редко мог вспомнить даже то, что было пять минут назад. Софи регулярно навещала его в клинике, пока Уоллис не попросила ее прекратить визиты. Свекровь не считала их уместными, особенно после того как Софи начала встречаться с Клодом.

Она фактически отлучила Софи от семьи, очевидно, за то, что та осмелилась полюбить кого-то, кроме Джея.