— Если это пришли воины, чтобы отдать кого-нибудь еще в жертву Минотавру, то одного из них, напав внезапно из темноты, я смогу убить ударом ладони по горлу. Остальных мы вместе с пленником победим потому, что мы будем драться за жизнь, а не за плату за выполняемую работу…

Так лихорадочно думал Тесей, стоя за створкой двери, которая открывалась так медленно, что юноше казалось, что время застыло на месте. Тут он услышал, как нежный испуганный девичий голос негромко позвал его. Юноша радостно понял, что это пришла Ариадна и, схватив двумя руками край дверь, стал ее открывать. Дверь оказалась очень тяжелой, и он понял почему девушка так медленно ее открывала. Когда створка наполовину открылась, он увидел Ариадну с коротким мечом на стройном девичьем бедре, с большим клубком каких-то веревок иль ниток в одной руке и факелом — в другой руке. Тесей схватил девушку в объятья и крепко прижал ее к себе, почувствовав своей обнаженной грудью ее упругие груди, еле прикрытые тонкой прозрачной тканью. Голова героя вдруг закружилась от дурманящего запаха здорового юного тела, исходившего от девушки, в которую он, как ему показалось, влюбился с первого взгляда.

— Я не знаю, что со мной происходит. Сердце выпрыгивает из груди, когда я думаю о тебе, а думаю о тебе я все время…

Прошептала срывающимся голосом Ариадна. Тесей испустил нечаянный громкий крик радости и сказал, что тоже не может думать ни о чем, кроме, как о ней.

— Тогда не надо тебе искать встречи с моим чудовищным братом, ведь он может тебя милой жизни лишить, как лишил уже многих. Если это случится, то и я жить дальше не буду, ведь без тебя не будет в ней ни счастья, ни смысла. Я взяла тебе меч и клубок с нитью, но не хотела бы, если это возможно, чтобы и ты убил Минотавра, ведь его родила моя мать. Нам с тобой надо как можно быстрее с Крита бежать! А брат пусть по-прежнему сидит запертый в своем Доме.

— Феб-Аполлон в своем афинском храме объявил мне волю великого Зевса-Кронида, он сказал, что я должен плыть на Крит и убить там Минотавра. Только так можно положить конец позорной дани, которую Афины в виде юношей и девушек уже третий раз выплачивают Криту. Я чувствую сердцем, что, если не выполню этого приказа дельфийского бога, то дальше жить не смогу.

— Я взяла для тебя меч и нитки, но пойми милый — я не могу помогать тебе в убийстве Минотавра, ведь он мне братом приходится. Многие его считают чудовищем и людоедом, мне же его очень жаль. Ведь все, что ни случается, происходит по воле богов, и это бессмертные внушили моей матери страсть к красавцу быку, если это он, а не Минос Минотавра родитель. Даже моя мать Пасифая точно не знает от кого Астерия родила, то говорит — от супруга Миноса, то от начальника стражи Тавра, то от дивного статью белоснежного быка, то от самого Посейдона. Когда я последний раз видела брата Астерия, его так раньше звали, мне показалось, что в его взоре была совсем не свирепая дикость, а страдание, как будто невыносимая скорбь терзала человеческое сердце его.

— Я слышал, что в жертву ему уже принесли 28 афинских подростков и сотни чужеземцев — путников, моряков, отставших от своих кораблей, преступников, рабов… А ведь это были все люди, такие же, как мы с тобой, у них тоже были родители, братья и сестры… Поэтому я должен положить конец таким жертвоприношениям чудовищу, которого некоторые называют божеством.

Горькие слезы по нежным девичьим щекам заструились обильно. В наступившей тишине было слышно, как они капали гулко на каменный пол, и, всхлипывая, как ребенок, она, как неприкаянная, твердила:

— О, почему такая нестерпимая скорбь безраздельно завладела моим девичьем сердцем, неужели я для несчастья родилась? Если ты в Лабиринте погибнешь, то и я умру от страданья. Умоляю, не ходи к Минотавру, бежим сейчас в гавань, там ваш корабль уже готов к спуску на воду, и команда у весел в нетерпении тебя ожидает…

Жалость к себе и к возлюбленному Тесею из прекрасных глаз по-прежнему горячие слезы у нее исторгала. Все время страх за возлюбленного сердце ее словно клещами сжимал, по всему телу жгучим огнем проникая. Как только страх замершее сердце хоть на миг отпускал, так оно сразу трепетать начинало и биться в груди, словно пойманная в тенета птичка.

125. Клятва Тесея Ариадне

Тесей, казалось, Ариадны не слышал. Он, сдвинув брови, не отрываясь, смотрел на клубок с нитками в руках Ариадны и думал о своем так, что иногда даже губы беззвучно его шевелились:

— Ясно, зачем ты меч принесла, но для чего этот огромный клубок ниток таких толстых и крепких? Если бы это была сеть для ловли зверей, то я бы и сам догадался, что надо делать…

Увидев слезы Ариадны, Тесей встрепенулся, и слова сами собой полетели из красиво очерченных губ русокудрого юноши с честными синими, как море, глазами:

— Милая, не надо плакать, слезы никогда делу не помогают. После того как я Минотавра убью, мы с тобой вместе на корабль побежим и вместе на нем этот остров покинем…, а зачем ты этот клубок принесла?

Смуглые щеки Медеи от внезапной радости румянцем покрылись, когда она услышала слово «вместе». Неизъяснимой прелести полные губы ее то открывались беззвучно и, казалось, что слова вот-вот с них сорвутся, то обратно, так и не сорвавшись, они в груди глубоко исчезали. Когда она услышала вопрос про клубок, слезы опять на глаза навернулись. И все время сбиваясь, и противореча себе, отвечать она стала:

— Без меча тебе не победить Минотавра. Давая тебе меч, я предаю брата и не дать его тебе я не могу. А потом тебе понадобится этот клубок, который мне дал искусный матер Дедал, Лабиринта виртуозный строитель. Держась за эту путеводную нить, ты к выходу всегда дорогу найдешь, куда бы ты не зашел в Лабиринте… О, как я несчастна! Страшное предчувствие одолевает меня. Чувствую сердцем я, что ожидают впереди меня лишь мучения и несчастья. Я ради тебя брата и отца предаю, подобно моей несчастной сестре колхидской Медее, а ты потом, как Ясон бросишь меня ради какой-нибудь Главки…

— Ну, что говоришь ты, милая Ариадна! Как ты можешь в любви моей сомневаться?! Если хочешь я прямо