Было удивительно видеть Рашидова таким, как сейчас – виноватым, с блестящими тревожными глазами. А ладонь у него была слегка шершавой, но неприятным это прикосновение мне не казалось. Наоборот… его ладонь почему-то пахла чем-то, напоминавшим мне аромат скошенной травы и летнего солнца.

– Я прощаю вас, – сказала я. Рашидов ответил мне радостной улыбкой.

– Он знал… Миша знал, что ты простишь. Я в тот же день рассказал ему о том, что случилось в машине. Он меня чуть не прибил. И под шумок содрал с меня обещание, что я к тебе не приближусь до самой его смерти. А уж перед смертью Миша накинул ещё полгода, чтобы ты успела свыкнуться и пережить… Знаешь, Наташа, ты очень похожа на него. Сейчас, когда я разговариваю с тобой, меня не оставляет чувство, будто это я с ним говорю.

Улыбнувшись, я встала со стула. Нашу с Михаилом Юрьевичем похожесть объяснить было легко – так же, как дети похожи на своих родителей, ученики бывают похожи на своих наставников, копируя их манеру поведения, перенимая жесты и некоторые выражения.

– Мне пора домой, Эльмир… э-э-э…

– Пытаешься вспомнить моё отчество? – ухмыльнулся он. – Напрасно. Оно практически нигде не фигурирует. Уж очень я его не люблю.

– Да? А почему?

– А тебе нравилось бы отчество Абдурахманович?

Я хихикнула.

– Вот именно поэтому, Наташа… Я же грозный и страшный мужик, зачем мне хихикающие подчинённые и всякие язвительные прозвища типа «Хоттабыч» или «Трах-тибидох»…

Он взялся проводить меня до дома. Отпустил шофёра с машиной и поехал со мной на метро. По дороге рассказывал разные забавные истории про их с Михаилом Юрьевичем детство и молодость. Истории были настолько смешные, что я хохотала на весь общественный транспорт и никак не могла остановиться.

Уже перед самым моим домом мы попали под дождь. Рашидов раскрыл зонтик, и я, взяв его под руку, зашагала рядом, пытаясь приноровиться к его широкому шагу. Понимающе хмыкнув, он замедлил ход и попытался опустить руку пониже, но только настучал себе зонтиком по голове.

Бывают такие моменты в жизни, когда совершаешь что-то, не задумываясь, просто понимая, что так правильно. А почему правильно и что будет дальше, да и вообще зачем это нужно – не думаешь, не анализируешь. Наверное, это просто приходит свыше. Словно божественное дыхание, которое вдруг коснулось двоих очень одиноких людей, бредущих под чёрным зонтиком…

Мы остановились перед моим подъездом одновременно. Я смотрела вниз, не в силах поднять глаза, улыбнуться и сказать «прощай», зная, что этот человек, перевернувший сегодня мой мир, уйдёт навсегда. Уйдёт, выполнив своё обещание перед лучшим другом, понимая, что ему нет места в жизни молодой девушки, которая целых пять лет так сильно его боялась.

И сердце моё почему-то колотилось, как бешеное. Наташа, которая теперь больше не ощущала страха, не смела даже поднять глаза…

– Я хотел попросить тебя… – услышала я вдруг тихий голос Рашидова, почти не слышный за шумом дождя. – Пожалуйста, не уходи из моей жизни.

Внутри что-то оборвалось, как будто лопнула натянутая струна.

Я подняла голову, и, наверное, моё радостное лицо всё сказало Рашидову, потому что в его глазах промелькнули за несколько секунд: страх, надежда, недоверие и бешеная, стремительная радость.

А потом зонтик был отброшен куда-то в сторону, и меня сжали в объятиях.

Дождевые капли, стекавшие по моему лицу, мешались со слезами, но я ничего не чувствовала, потому что слушала тихие, осторожные слова, которые Рашидов шептал где-то на уровне моей макушки:

– Ты нужна мне. Ты даже не представляешь, как сильно ты мне нужна. И я никогда не сделаю тебе ничего плохого, ни к чему не буду принуждать, обещаю. Я очень хочу быть твоим другом. Пожалуйста, не уходи из моей жизни…

Я немного отстранилась, а потом взяла его лицо в ладони и сказала:

– Я никогда не уйду из твоей жизни, обещаю.

Когда радость, вновь вспыхнувшая в глазах Рашидова, схлынула, он опомнился:

– Ты же простудишься под таким дождём… Беги домой… Я… могу заехать за тобой завтра после работы?

Я кивнула и, тихонько пожав его руку, поспешила домой.

Я никому не рассказала о том, что случилось между мной и Рашидовым. Кто бы смог понять меня? Пожалуй, никто. Антон стал бы ревновать, как бешеный, Аня заявила бы, что Рашидову, как и всем мужикам, нужно от меня только одно, и Светочка присоединилась бы к этому мнению. Так что рассказывать мне, в сущности, было некому.

Но я очень хорошо понимала всё, что случилось. Нас с Рашидовым связал в первую очередь Михаил Юрьевич, по которому мы оба безмерно скучали. Общаясь, мы видели друг в друге часть нашего общего знакомого. И он, и я понимали, что Ломов хотел бы, чтобы мы подружились.

На следующий день Рашидов заехал за мной, как обещал, и предложил мне на выбор ресторан, кино («Как бы абсурдно это ни звучало в моём возрасте» – сказал он) или свою квартиру. Я выбрала последнее, почему-то понимая, что ничего страшного мне всё равно не грозит, а побывать дома у этого «железного человека» очень хотелось. Любопытно же.

И пока мы ехали к Рашидову, я ещё кое-что для себя поняла. Когда я увидела нашего «биг босса» вчера, то первым делом заметила мелькнувшее в его глазах одиночество. Это была ещё одна причина, почему мы потянулись друг к другу – после смерти жены и друга у Рашидова не осталось родных людей, кроме давно выросших «оболтусов сыновей», как он сам мне признался, а я отчаянно нуждалась в друге и наставнике – в общем, во взрослом человеке, который не стремился бы попасть в мою постель. И хотя я была уверена, что Рашидов от такого предложения не отказался бы, но в том, что он не будет на это намекать или соблазнять меня, я почему-то не сомневалась.

– Послушай, – сказала вдруг я, когда мы уже подъезжали к его дому, – а могу я называть тебя Миром?

– Э-эм… – протянул он. – А почему именно так?

– Ну, причин много… Ты мой мир вчера перевернул, например.

Рашидов хмыкнул.

– Ну хорошо, зови. Просто я не ожидал, что ты так сразу догадаешься…

– Догадаюсь?..

– Да. Меня так Миша звал. Детское прозвище, знаешь ли… Даже жена Эльмиром называла, а вот Мишка только Миром, и никак иначе.

Тут уже хмыкнула я. Как-то не вязался у меня пока строгий Михаил Юрьевич с «Мишкой», как его постоянно называл Рашидов…

Когда двери квартиры Мира распахнулись, я тихо охнула.

– Ты чего? – спросил он, улыбаясь.

– Королева в восхищении! Я в восхищении! – ответила я, показывая широким жестом, чем же именно восхищаюсь. Мир засмеялся.

– Мы с Машей долго обустраивали эту квартиру. Ну, разувайся, вон тапочки стоят, бери, какие подходят, и проходи.

Именно в такой квартире я хотела бы жить. И, нацепив тапочки, я в полном восторге поспешила исследовать её дальше, увидеть все уголки…