– А чего? Одна минута – и готово. Один я не справлюсь. Выкормил дуру…

Свинья дернула головой, захрюкала громче.

– Маша, Маша, – успокоил хозяин, продолжая чесать ее за ухом. И вновь обратился к Виктору Васильевичу: – Я хоть и на пенсии, а не могу же за ней весь день бегать, как ты думаешь?

Виктор Васильевич оглянулся на пустое полосатое крыльцо и торопливо согласился:

– Давай.

– Ну вот и отлично, – обрадовался хозяин. – Маша, Маша… – И, обернувшись, негромко и ласково сказал мальчику: – А ты не смотри, внучек, не смотри, Федечка… – И вновь заговорил громким деловым шепотом с Виктором Васильевичем: – Значит, так – я за переднюю, а ты за заднюю и наваливайся.

– Да знаю, – тихо сказал Виктор Васильевич, снял осторожно полушубок и, оставив его на земле, начал медленно подходить.

Он сделал все умело. Свинья пронзительно и оглушающе завизжала, во дворах залаяли перепуганные собаки. Мальчик стоял с крепко зажмуренными глазами.

Виктор Васильевич поднялся и, отряхивая брюки и свитер, обернулся. Сын стоял на крыльце дома вместе с каким-то парнем. Они разговаривали, кажется, спорили о чем-то.

Мальчик смотрел на заколотую свинью удивленно и немного испуганно, продолжая держать в руке оброненную дедом шапку.

– Слушай, – заговорил, поднимаясь, хозяин, – давай мы ее с тобой обделаем? Быстро вдвоем управимся… А потом такую печенку закатаем, а? Хозяйка моя против не будет, не думай…

Но Виктор Васильевич не смотрел на него, да и не слышал, похоже. Он смотрел на сына. Тот сказал что-то напоследок приятелю, глянул немного удивленно на Виктора Васильевича и пошел к насыпи.

– Да нет, – сказал Виктор Васильевич, поднимая с земли полушубок, – в другой раз как-нибудь… – И, не попрощавшись, заторопился за сыном.

Он догнал его уже наверху и объяснил негромко и чуть виновато:

– Уговорил помочь… Он за ней, говорит, весь день бегал…

Ветер давил в лицо. Паренек шел, подавшись чуть вперед, молчал.

– У тебя что, неприятности какие? – нашел наконец, что спросить, Виктор Васильевич.

– Да так, – ответил парень неопределенно и неохотно.

– Ты скажи, может, я помогу… – предложил Виктор Васильевич.

Паренек молча усмехнулся.

– Чего?.. Это ведь сам не знаешь, какой человек поможет…

– Поможет… А потом догонит и еще поможет.

– Почему? – растерялся Виктор Васильевич. – Просящему, говорят, дают…

– А я ничего просить не собираюсь, – упрямо и зло ответил паренек.

– Тоже правильно, – растерянно согласился Виктор Васильевич и замолчал. И вдруг заговорил громко, волнуясь: – А ты знаешь, мы вот с сыном друг другу все говорили. Все по правде. Тайн не было. Зачем нам тайны?.. Если ему что было нужно, он ко мне подходил: «Отец, мне нужно, понимаешь?» Садимся и вместе думаем, как тут лучше сделать. А если мне нужно было, я к нему подходил. И решали все вместе… на равных… Вдвоем-то мужикам легче, верно?

Паренек молчал. Он не смотрел на Виктора Васильевича, но, кажется, внимательно слушал.

– Так что тут не знаешь, кто поможет… Глядишь, может, и я, как говорится, пригожусь…

Паренек задумался и, слегка улыбаясь, сказал:

– Мне три дела надо сегодня сделать…

– Ну, какие дела? – обрадовался Виктор Васильевич. – Я ж как-никак постарше тебя. Я, можно сказать… – Он умолк на секунду, не найдя продолжения. – Какие дела? Надо все дела делать по плану, знаешь… Первое, второе, третье… Первое сделал, переходи ко второму, второе сделал – к третьему. За все хвататься сразу нельзя, так ничего не получится, – суетился в словах Виктора Васильевич.

– Первое дело… – кривя рот в улыбке, заговорил сын, – первым делом по ушам надо одному дать, поможете? – и покосился на Виктор Васильевича.

Тот растерянно молчал.

А ветер давил и давил холодом в лицо.

– Ну, погоди, – заговорил наконец Виктор Васильевич. – По ушам дать – это, как говорится, не проблема… Только же сначала надо разобраться?..

– А там нечего разбираться.

Ветер разрывал их слова на клочки и разметывал в разные стороны.

Впереди, близко совсем, был город, слева старый, справа новый.

Они спустились с насыпи, пошли по утоптанной глинистой земле в новый город. Виктор Васильевич первый заметил подростков, стоящих у задней стены кинотеатра «Октябрь».

– Глянь, кто это? – предупредил он сына.

Тот приостановился, посмотрел и сказал спокойно:

– Это свои. – Подумал и прибавил: – Я с ними поговорю и догоню потом.

Они прошли еще несколько метров рядом, пока сын не свернул к приятелям.

Виктор Васильевич остановился в стороне, посматривая на ребят. Сын поздоровался с каждым за руку и обратился к одному с каким-то вопросом. Тот ответил, вытащил из кармана деньги. Сын взял деньги, спрятал в карман, постоял еще немного, сказав что-то приятелям, и двинулся к Виктору Васильевичу.

Здесь, на Маркса и углу Садовой, стоял кубик кафе. Стеклянные простенки были уже разрисованы к Новому году – Дедом Морозом, Снегурочкой, зайцами и припушенными снегом сказочными елочками.

Виктор Васильевич глянул в сторону кафе.

– Теперь тебе куда надо? – терпеливо спросил он.

Сын пожал плечами.

– Я в три с Огурцом встречаюсь… В парке…

– Так, может, поедим пока? – обрадовался Виктор Васильевич. – До трех есть время.

Виктор Васильевич взялся за ручку, приглашая сына войти первым, рывком открыл тяжелую стеклянную дверь, на которой трепыхался на ветру листок с надписью «Закрывайте дверь», и сразу навстречу им, как большой белый человек, вывалился пар.

– Дверь закрывайте! – потребовал кто-то изнутри тонким простуженным голосом.

В кафе было тепло и народу совсем мало.

– Ты садись, а я сейчас, – сказал Виктор Васильевич и заторопился к пустой кассе, где лежала бумажка меню, прочитал быстро и тут же вернулся. – Ты чего будешь? – спросил он, наклонившись. – На первое борщ и суп гороховый, на второе котлеты и поджарка.

Паренек не ответил, пожал плечами, явно смущаясь.

– Ну ладно, – помог Виктор Васильевич, – по борщу и по поджарке. И чайку, так?

Сын согласно кивнул.

– У меня есть деньги, – вспомнил он и сунул руку в карман.

– Ладно, сиди, – остановил его Виктор Васильевич.

Виктор Васильевич вернулся к кассе, но кассирши по-прежнему не было. Он повертел головой, достал из кармана монетку и нервно постучал по корпусу кассового аппарата.

Однако было тихо.